7
Да уж, не слишком-то было приятно на такое нарваться. Даже если плевал ты с Башни Учёных и на всех зомбаков вместе взятых, и на жизни не самых высокоценных сотрудников, а когда тебя кто пристыдит, получается всё равно некрасиво.
Будто ты виноват. Будто великий магистр виноват.
Только Бек ни за что бы не стал великим магистром, кабы не был готов в спорах стоять до конца, а коль спор безнадёжен — то резко менять предмет и громить оппонента уже с запасных позиций. Он невинно спросил:
— Михаэль Эссенхельд, да? Заканчивали Юрбургский университет? Факультет ксенозоологии? — «Эссенхельд» подтвердил.
И тогда Бек включил единственное в своём роде на Эр-Мангали приёмное устройство для голо-карт — и немедленно вывесил перед собою на голо-экран юрбургский университетский справочник.
Полистал — и немедленно принялся иронизировать:
— …вы уверены, что заканчивали Юрбург? Но вот незадача: вы не значитесь в списках выпускников. Увы, это так.
Пару минут «Эссенхельд» лишь бессмысленно препирался, но давление-то нарастало. И великий магистр Бег, а уж Рабен-то и подавно — это истинные мастера ломать судьбы.
А судьбу самозванца — ну право же, грех не сломать. Для начала вербально, а после и невербально. Ведь Башни Учёных есть чудный подвал…
Вот тогда господин «Эссенхельд» завздыхал со слезами во взоре и признался, что звать его «несколько иначе».
Но «иначе» — не имя. Между прочим, в этот-то миг к экзекуции подключился и Каспар Шлик. Пригрозил хорошенько, намекнув ещё раз на подвал, куда многих заводит непродуктивность молчания.
Уговоры достигли цели. Хитрец сломался. Пообещал: «назову», а затем и назвал. Собственно, то и назвал:
— Бьорн Ризенмахер.
Бек это имя немедля пробил по справочнику. С удивлением убедился, что всё-таки сходится: выпустился такой в минувшем году.
В общем, история выдалась поучительной. Экзаменуемый не хотел отвечать, но под давлением сдался. Хорошо бы, чтоб так было с каждым.
Глава 10. Мелочь, а неприятно
Подглава 10.1. Вид из барака
(рассказывает Педро Моралес, шахтёр, Новый Бабилон)
1
Он — Михаэль Эссенхельд. Педро Моралес так думает. Ни о каком Гильденстерне ни разу не слышал, о Ризеншнауцере тем более. Но называть его Михаэлем ни разу не приходилось. Лишь по-простому — Майком. Были ведь с ним соседями. Ну, по бараку.
Первую встречу Педро почти не запомнил. Всё же барак — многолюдное место жительства. Новенькие очень часто вселяются. Кто-то вселяется, кто-то и выбывает. Например, когда мрёт.
Кстати, и Майк заселился тогда на то место, где вышел мертвец. Нет, никакой не зомбак: его просто съели. Нет, не люди: как можно? Рептилии, хвандехвары. Да, так и ели, когда все заснут, по ночам.
Близко к началу, как только он заселился, Майку пришлось кости съеденного хоронить. Это в бараке было вообще-то не принято. Просто выбрасывали: ведь за яму никто не заплатит. Рядом с бараком, кстати воняла гора. Мусорная, вот и воняла. Майк собрал кости в тазик, но просто на гору не выбросил, а попросил для начала лопату, чтобы зарыть.
Кстати, тогда и Моралес с ним познакомился. Ведь Моралес шахтёр, лопату держать обучен. Вот и помог похоронить кости жмура. Повторяю: жмура, никакого не зомби. А верней, не совсем и жмура, а скелета. Этот самый скелет остался от Малыша Глипа. Как какого? Которого съел хвандехвар. Жуткая, нелепая смерть.
Очень прекрасно Педро запомнилось вот что. Разговор о похоронах привлёк вниманье барака. Кто-то у Майка спросил:
— Зачем зарывать? Так брось на кучу.
Он пояснил, что кости, когда неубранные, хвандехваров по новой привлекут только так. Он-то знает, он же ксенозоолог. После того пояснения не только Педро Моралес, но и рыжебородый Руперт, и долговязый Дьюи сразу прониклись к новенькому интересом. Их интерес, конечно, был о своём. Руперт о том говорил, когда Майка поблизости не было:
— Ксенозоологи — люди очень учёные, часто бывает, уходят на повышение — и тогда, может быть, не забудут и старой дружбы. Потому-то дружить с ними выгодно. Даже если они в чём-то тебе неприятны. Так-то вытерпишь пару недель, а потом тебе кто-нибудь премии выписывает до скончания дней.
А Моралес ему:
— Мечтатель! Да тебя эти все павлины первыми позабудут!
Ну а Дьюи:
— Ты прав. Но попытка — она не пытка. И ещё: ты же сам слыхал, он читал по жмуру молитву. Это значит, он совестливый.
(Нет, простая молитва. Что такое обряд призывания? Вроде, нет).
Но в глаза-то они с Майком дружили все трое. Да и с кем ещё было в том бараке дружить? Там одни шахтёры.
Кроме них подружиться с Майком пытались ещё и другие. Но они отваживали. Коли будет с павлина прок, то троим его, может, хватит, но не с целым бараком делиться!
Правда, будет ли прок? На это надежда таяла. Майк — он, вроде, хотел попасть в Башню Учёных, но проситься туда не ходил. Вообще не понятно, о чём себе думал. Опасался, единственно, загреметь на рудник.
— Нет, жидковат ты для работы на шахте, — честно его утешал Моралес. — Извини, конечно.
Ну а Руперт рыжкбородый объяснял, почему:
— Такие у нас загибаются в первые месяцы работы.
(Нет, никто не загнулся. Просто к слову пришлось).
А батрачить на фермеров — гиблое дело, если ты не с аграрной планеты. Майку Моралес так и сказал, хотя тот и не рвался. Потому как торчишь круглый день где-то в открытом поле, а туда набегут и проклятые зомбяки, и рептилистые хвандехвары. Лютоволки не набегут, да и то потому лишь, что здесь нет никаких лютоволков. Хотя адовы твари бывают всякие.
…А потом прямо к Майку в барак заглянул Флетчер. На каком он посту был в ту пору, трудно точно сказать. Вроде, типа начальствовал над охраной в районе шахтёрских бараков. Но не суть: главное, Флетчер — всегда начальство. Не всесильное, но весомое в Бабилоне. И всегда под ним ходит и пара следователей. Один Годвин, второй Мак-Кру.
Ну так вот, когда Флетчер зашёл, это значило только одно: ксенозоолог замечен. И теперь для него намечается работёнка. Потому-то Моралес Майку сказал самым первым:
— Ну видал? Твоё дело само собой решилось.
Это в смысле о том, где приткнуться, с чего харчеваться. Да, конечно, сперва Майк был должен сделать работу. Да всего ничего: хвандехваров в посёлке найти. Но он вроде бы говорил, что специалист…
Это значит, был должен найти. А иначе сдохнет.
2
Сдохнуть никто не сдох. Потому что сделал. Но перед тем, как найти хвандехваров, жилы всем помотал. Например, заявился в барак подозрительный, с новой идеей: что, если нет никаких хвандехваров, а всего лишь каннибализм. Нет, ну простого шахтёра за такое бы вздрючили, но про Майка все знали, что он не от мира сего. Мяса не жрёт вообще, вот других и подозревает. Для него, что мясные культуры в шкафах Оломэ, что человечина — всё это, в общем, лежит где-то рядом. Обижаться на это, наверно, довольно смешно.
Да попробуй ещё обидься, когда за ним Флетчер!..
В общем, его подозрения усыпили помягче. А потом Руперт вызнал, откуда донёсся слух. Оказалось, что из соседнего барака. От Нараньо, Мулинеса и Клейна — тех самых ребят, у которых перехватили рудную жилу.
Клейна потом Педро круто побил. Ну а Руперт и Дьюи замесили Нараньо с Мулинесом.
Только есть никого не стали. Потому что не людоеды.
Вроде, главную злость и сорвали, но с Майком… Короче, отношения стали прохладнее. Он ведь сам виноват. Лучше б не злил друзей, не расспрашивал о нехорошем. Это, в конце-то концов, не по-товарищески. Ведь когда бы и впрямь людоедством-то промышляли, этот Майк-чистоплюй мог бы всех попалить.
Дьюи — самый злопамятный. Он потому даже навёл на Майка коллекторов. Ну, Педала с большим кулачищем размером с голову. Не специально решил навести, просто надо было Педалу кого-нибудь сдать, кто за койку не платит. А когда всё равно хоть кого-то, да из своих, почему бы не Майка? Да к тому же, когда кто под Флетчером ходит, того Флетчер отмажет, если ему не в лом.