Акт второй: донесение до Родригеса новости о соперничающей группе. Недвусмысленное донесение — через агентов (на тот случай, если они в своей Службе вообще ничего не заметят). Здесь возникает развилка перед Бенито: может поступить по уму, а может — по дурости. Хитроумным решением будет стараться не ссориться с Годвином и Мак-Кру, то есть закрыть свою тему. Глупым решением будет её продолжать. Только для Вольфганга Рабена, в общем и целом неважно, что там Родригес решит. Ибо…
Третий акт должен выявить то, что расследование уже было открыто. Не закрылось? Ну ничего себе наглость! Как, закрылось? Ну вот, неспроста. Главное что: обнаружить во всеуслышание, с доведением до сознания всех основных начальников Бабилона, непременно включая Флореса, ну и Флетчера (чтобы вбить между ним и Родригесом, как говорится, клин).
Ну а с тем, чтобы третий акт получился громким, нужно сделать такое: взять и назначить заседанье совета у Флореса на тот день и тот час, как назначено у Бенито. Постараться вдобавок, чтобы Родригес заранее не прослышал. Просто за ним послать — не предупреждая. И послать-то кого: Диаса и Маданеса. Коль добром не пойдёт — попросить у Флореса Торреса. Вот заявится на совет — сразу спросить о фактах. Здесь хитроумный Бенито немедленно встанет перед новой развилкой: отрицать ли тот факт, что Служба, им возглавляемая, начинала недавно заниматься делом о зомби. В данном случае Рабену снова бы было по барабану, что за тактический ход предпримет Родригес.
Ибо в плане имеется также четвёртый акт. Самый, признаться, жёсткий и беспощадный. Акт суда. Разнообразия ради, не над Бенито. В том, что пройдоха Родригес хоть как-то, да вывернется — как ни печально, но можно не сомневаться. Но в той Службе, что им возглавляется, есть звено поистине слабое — ксенозоолог Бьорн Ризенмахер, что таится под именем, полностью вымышленным. Этот парень (вольно или невольно — следствие постарается установить нужное) раза два или три, если не больше почему-то оказывался в тех местах, где проходило распространение волн зомбяков.
Многие, очень уж многие знают его как Майка, он прославил свою фамилию «Эссенхельд» разными яркими фокусами, так что теперь популярен и в Бабилоне, и за его периметром, в общем, разоблачение не пройдёт незамеченным. А запереться ему — вот уж точно никак не удастся. Ибо есть у Рабена средство!
А тому, чтобы данное средство добыть и использовать с толком, в плане служил уже пятый акт. Он-то и должен был обеспечить Службе Родригеса встречу с давно заслуженной ею судьбой. Эта судьба — полное и всестороннее поражение.
2
Да уж, тот пятый акт был квинтессенцией плана. Важный аспект: пятый акт не следовал за четвёртым. Он начинался задолго до плана в целом, а потом (по возможности незаметно) сопровождал все остальные акты.
Главная и исходная суть акта пятого — расчленение Службы Родригеса. То есть внедрение в службу своих людей и принуждение вроде бы верных Родригесу, но нестойких.
Но в чём прелесть пятого акта? В нём по ходу игры проявляются разные темы. Где-то в начале те люди, что внедрены к Родригесу, получают задание прятаться и не отсвечивать. Их залача на данном этапе — сохраниться и усыпить бдительность. А потом, как их примут уже за своих, у них новый этап: передают сведения. И наружу, и внутрь Службы безопасности. Только наружу — передают максимально правдиво, ну а внутрь — настоящую правду (её подбирает Рабен). Впрочем, Рабен-то знает: информация вся эфемерна. То ли дела явления материальные. Например, артефакты. Например, незаконно и несправедливо присвоенная Службой Родригеса так называемая Призма Правдивости. Вот её-то добыть — не языком почесать.
Но есть тонкость. Задачи по похищению материальных предметов создают для агентов повышенный риск раскрытия. Рабен знает на собственном опыте: когда есть хоть какой-то предмет, а потом его нет, эти грубо вещественные пропажи от эфемерных утечек какой-нибудь информации отличаются тем, что совсем невозможно отвлечься! Значит, задание по похищению Призмы должно реализовать не заранее, а под конец плана. Где-то за сутки до третьего акта, за полтора до чктвёртого.
3
Всё ведь прекрасно продумано, всё ведь талантливо!
Ну а в реальности что из того получилось? Жуткая, неприятная путаница по времени. Сам же Рабен её и допустил, ни на кого другого всей полноты ответственности не возложишь. Хорошо, что вся эта ответственность — перед самим собой; ни перед кем другим не придётся отчитываться. Но и перед собой обидно и неприятно.
А всё почему? Причина, конечно же, коренилась в гениальнейшем пятом акте. Он с другими актами одновременен, вот и всё усложнил. А когда Вольфганг Рабен постарался и убедительно соотнёс разные линии собственных действий в борьбе с Родригесом, оказалось, что и у Родригеса тоже была своя линия, вот её-то Рабен и не сумел учесть.
В этой ошибке важную роль играло высокомерие.
Впрочем, высокомерие Рабена — это отнюдь не грех, как кому-то покажется. Это вполне справедливое признание Рабеном подлинного масштаба собственных же заслуг.
Правда, приходится также признать: мир несовершенен. Потому-то высокомерие самых достойных людей часто встречается с противодействием всяческих недостойных выскочек вроде Бенито.
Чтобы понять, что не так было сделано в пятом акте, для начала имеется смысл упомянуть об успехе. Ибо тот самый главный момент пятого акта, что в основном определяет осуществимость плана, людям Рабена удался блестяще. Призма Правдивости была найдена, извлечена и отвезена так далеко, чтобы не было шанса вернуть.
Не в Бабилон, где присутствие Призмы стало бы сразу заметно.
Кстати, этой подробности действия Призмы Рабен в начале не знал, ему подсказали агенты. Не потому подсказали, что были особо умны или, скажем, инициативны. Нет, они просто боялись засыпаться. Но ведь и то хорошо, что не побоялись возразить Рабену. Это следствие той атмосферы открытости и милосердия, что завёл он в последние годы в своём кругу.
4
Дело-то было так:
— Шеф, готово, — промолвил его человек. — Призма наша.
Рабен в ответ:
— Ты всерьёз? Почему ж я её не вижу?
— Мы не могли доставить её в Бабилон. Здесь так много людей, а она… Она слишком влиятельна. И влияние слишком заметно. Потому и Бенито хранил её там, где люди не ходят. В Ивовом Эдеме.
— Ну и что же такого случится, если вы эту самую Призму доставите мне сюда?
— Люди, которых мы встретим, начнут массово каяться. Это странное поведение, о причине легко догадаться. В общем, Бенито вычислит Призму ещё по дороге — и заставит отдать. Мы не сможем его убедить, что теперь эта Призма уже не его…
Да уж, подумалось Рабену. Правда в том, что Бенито Родригес — известный упрямец. Убедить его в чём-то могли попытаться лишь Маданес и Диас, да и те при условии, что убеждали вдвоём.
— Ладно, — сказал он, так где вы оставили Призму?
Там-то и там-то, ответил его человек. Мол, перепрятали в другое надёжное место.
— И оставили там без охраны?
— Охраняет парень от Флетчера. Ну а я прибежал сообщить.
Это «от Флетчера» Рабена чуть покоробило. Не сглупил ли его человек? Вдруг тот парень их кинет, отдаст артефакт напрямую Флетчеру, а весь план гениальный останется под угрозой?
— Много ли времени, как вы ту вещь перепрятали?
— Да часа полтора или два… Это ж тоже там недалеко…
Рабен быстро смекнул, что следует сделать. Вызвал:
— Диас! — И Диас вошёл. — Ты сейчас вместе с нащим парнем отправляешься… — Ну короче, туда-то и вот туда-то. — Там находится ценный предмет, именуемый Призмой Правдивости. Удостоверься, что Призма на месте, и это она…