Эта публика на предложение Мэри Бастинды откликнулась с энтузиазмом — и вслед за ней испытала новые ощущения.
К этому времени и относятся те дискуссии о природе твари, что захватили Свободный Содом. Что оно, мол, такое — данное нам в сношении. То ли разумный сидянин, то ли животное Сида, именуемое ляян.
За ляяна стоял тот факт, что сношаемое не говорило. Но, с другой стороны, что за смысл ему говорить? Кто в Свободном Содоме знает сидские языки? Да никто не знает. Ну и тварь ничего не бельмеса по-человечески.
Да и станешь ли ты о чём-нибудь говорить, если тупо находишься в сексуальном рабстве? Нет, не станешь. Зачем свой позор облекать ещё и в слова. Драйхорн, коль был бы в таком униженном положении, не написал бы ни строчки. Да, другие-то пишут. В том-то и смысл недостойной и примитивной музыки поп. Музыка поп — она несколько омерзительней, чем даже поп-музыка.
2
В общем, того сидянина (или ляяна) быстро распробовала вся верхушка Содома, да и не только верхушка. Всё же в Свободном Содоме построена сексуальная демократия. При которой верхушка, понятное дело, дерёт низы, но и низы как бы вхожи в занятья верхушки. В сексуальной игре верх и низ очень запросто переворачиваются. Но, разумеется, только на время игры. После игры представитель верхушки может продолжить хлестать своего раба — хоть до смерти захлещет. Ну а раб не свободен продолжить хлестать своего господина.
В том, с ляяном ли чпокаться, или с разумным сидянином, тоже, конечно, имеется игровой момент. Если кому-то охота почувствовать себя зоофилом, тот говорит: «Ой, ребята, я без ума от животного!», если же хочется доминировать и унижать разумное существо, то тогда зацветут ярким светом истолкования типа: «Ой, глядите, нам всем хорошо, а бедняга осознаёт и страдает!».
В фольк-рок-группе «Оу Дивиляй» разговорчики о ляяне-сидянине тоже происходили. Только Драйхорн тогда им внимания не придавал. Он-то помнил, о чём договорились всей группой: на тупые содомские оргии ни ногой. Потому что (Бенито прав) — расколбасят они всю группу.
Группа «Оу Дивиляй» — коллектив и творческий, и сплочённый. Ну, теперь-то вернее сказать — был таковым. Каждый знал-понимал, что продать свою песню за какие-то парочку судорог и пароксизмов страсти — это совсем не судьба для настоящих артистов, это блуд для тупых свиней. Ну, коль все понимают, и Драйхорн тоже в курсе, что все понимают, что же он будет своих-то подозревать в подлой зависимой глупости?
Всё так и шло, в благодушии и сочинении песен, только в некий момент не смогло уже продолжаться. В этот момент (момент истины!) оказалось внезапно, что всё было ложью. Если б не он, Драйхорн думал бы до сих пор, что в группе всё хорошо.
Те, кто общался с ляяном, стали перерождаться.
3
Да, как-то так оно и произошло. Первым делом перерождение зацепило начальницу посёлка — Мэри Бастинду. Ей бы задуматься, если не всполошиться, но она только обрадовалась. Всем сексуальным партнёрам — старым и новым — хвасталась небывалыми особенностями своего тела.
— Так и сказала, прикинь: у меня две талии! — поражался Себастьен.
— А ты сам-то откуда знаешь?
— Да уж рассказывали!
В этом, конечно, и не было ничего удивительного: кто-то о талиях у Бастинды поведал Себастьену, а Себастьен — Драйхорну. Правда, в рассказе Себастьена было слишком много эмоций, но и то тоже дело понятное. Парень он впечатлительный, а тут говорят о женщине, да ещё не с одной только скучной талией, а с таинственными двумя.
— Нет, — объявила Сони. — Так не бывает. Талия или одна, или вовсе нет.
А Себастьен в ответ:
— Так это у человека!
— А Бастинда не человек?
— Уже не совсем.
Драйхорн решил бы, что Себастьен шутит, но и Пфайфер потом рассказал о том же. И ему почему-то то же самое «рассказали». И ему было ясно, что талий две. А сколько ещё?
— Да не бывает того! — опять кипятилась Сони.
— Нет, бывает! — упорствовал Пфайфер. — Это, считай, как горбы у земного верблюда. Есть одногорбые, есть и двугорбые, дромадеры и бактрианы. Вот и с талией так же.
— Глупость какая! Горбы — это просто горбы. Ну а талией называют именно то, что является определённой частью тела…
Сони, признаться, в своих убедительных доводах за совершенством формулировок почти не следила.
Драйхорн помог:
— Талия располагается где? Над поясом нижних конечностей.
Ну а Пфайфер:
— Так это у человека. У человека таких поясов только лишь два.
— А у кого-то их больше?
— Ну да. Например, у того ляяна. А теперь вот и у Бастинды тоже.
— У Бастинды не только две талии, но и три пояса конечностей?
— Ну а я толкую о чём?
— Нет, — заявила Сони. — Даже если Бастинде поверить, всё же нет, это ничуть не красиво! Человеку должно иметь две руки, две ноги.
— Я бы сказал, — возразил ей Флексиг, — что бастиндына средняя пара конечностей очень даже мила. Но, конечно, при этом совсем мала, рудиментарна.
— А тебе-то откуда знать?
— Мне рассказывали.
4
А потом рудиментарные конечности у Бастинды развились уже в полноценные.
Пфайфер мечтательно говорил:
— Представляешь, у неё там пальчики. Она ими такое, такое с тобой вытворяет.
Ну а Драйхорн ему унылое:
— Да откуда ты знаешь!
Тем не менее, Пфайфера сексуальные пальчики — ну положительно сводили с ума. А уж Себастьена, так и того верней.
Только Флексиг порой удивлялся, что начальница Мэри Бастинда больше не разговаривает. То, понимаешь, хвасталась, а теперь замолчала.
— Нет, — сказал Пфайфер, — она хвастается и сейчас. Просто не вслух.
— Не зашла ли она, — предположил Драйхорн, — чересчур далеко? Может, надо ей остановиться и подлечиться?
Ну а Флексиг:
— Да нет, рядом с ней доктор Хойл. Он бы ей подсказал, если б была опасность.
— Я ж говорила! — воскликнула Сони. — Вот, рядом с ней уже доктор! Вот и свидетельство, что здесь явная патология…
— Нет, не «уже», — настаивал Флексиг. — Доктор Хойл с ней всегда. Он ей даже не доктор, а вроде первейшего друга.
— Кстати, у доктора, — вставил Себастьен, — тоже уже шесть ног.
— Нет, не шесть, — возразил ему Пфайфер, — а ровно четыре. Потому что передние — это руки.
Ну а Флексиг:
— Да тоже не так. Ног ровным счётом две. Но зато четыре руки. Кстати, у доктора тоже шаловливые пальчики…
5
Мэри Бастинда и доктор Хойл первыми полностью переродились. Верно, чем-то таким заразились от ласкового ляяна, или с кем они там напропалую совокуплялись. Сколько заняло перерождение? Месяц от силы, самое большее два.
Многие дюди в посёлке изрядно встревожились. Мол, нормально ли это: всё начальство Содома не говорит, лишь мычит что-то нечленораздельное, и, вероятно, что и про себя не мыслит. Впрочем, на главный образ жизни посёлка данное обстоятельство не повлияло. Оргии происходили по расписанию. В том, кому с кем, и что именно, и как долго делать, Мэри Бастинда по-прежнему разбиралась. Будучи истинным виртуозом множества сексуальных практик, от потери способности к связной речи она не так сильно страдала, ведь могла объясниться знаками, прежде всего — дополнительной пары рук.
Група «Оу Дивиляй» до сих пор выступала. По вечерам, через день-два. На концерты теперь приходили люди, которые держались несколько необычно. Нет, ну люди как люди, что придираться-то… Но вот осанки у них были нечеловеческие. И движения. Их тела преломлялись под такими углами, как никогда не преломятся у живых людей. Разве какая-то внешняя сила их заломает.