А потом — Барри Смит. Он охранник из Ближней шахты, а какое-то время пробыл здесь и шефом охраны — посидел на том самом посту, на котором сейчас Мендоса. Ну так вот, когда Барри свидетельствует, он Мендосу того наверху просто нюхом чует. И такое ему говорит — кучу правды без грамма вежливости — что Мендосе бы впору из бластера застрелиться. Ну а что вы хотели, ребята, включён индикатор! Вы же сами нарвались на жёсткий такой разговор…
Пятым в очереди свидетельствует учёный. Каспар Шлик из Дармоедовой Башни. И не много-то видел, и не много-то знает, но без учёного как? Надо ж типа всегда подвести научную базу. Ну, под то, что виновен ксенозоолог, или как его там по основной специальности. Потому что по имени — долго запоминать, четырежды долго.
И такое подметил Перейра: только сунулся выступать этот скучный профессор — так немедленно чуть приподняли мешочек с хренью. Не совсем высоко, но гораздо повыше, чем висело при Руисе, Олафе, Бартоломее и Барри. Нет, понятно зачем, ведь профессор — он, типа, важнее. Получается, раз ты важней, то немножечко можно приврать? Ну, по крайней-то мере на двадцать дурных сантиметров.
И ещё: лишь профессор своё сказал, за ним тут же спустили клеть и подняли со дна арены до зрительской галереи. Вот такое — совсем уж обидно. Получается, и среди вас семерых, поражённых в правах, есть свидетели просто, а есть и особый Свидетель. И к тому, кто с большой буквы «С», отношение вовсе другое, чем к таким, у которых все буквы маленькие. Ну а им, терпеливцам, остаётся только смириться.
Да, смириться. Даже с тем, что вас было семь, а осталось шесть. Даже с ленью дослушивать невнятного рудокопа и жлобоватого Энди-свалившегося-с-луны. Что за луны? Ясное дело, с Плюмбума.
…Вот, свидетели все отчитались. Теперь по домам? Ха, Перейра предупреждал! Фиг отпустят кого, кроме старого гада Шлика!
Объявляют теперь, что придётся ещё подождать. Ну, вот этого. Эссенхельда-подозреваемого.
И по-новой опять? Ага. И опять, и по-новой.
5
Не сказать, что приезд Эссенхельда сразу внёс хоть какое-нибудь оживление. Нет уж, этот театр не исправишь никем и никак.
Поздравляю, счастливцы, теперь-то вас снова семь! И теперь среди вас — настоящий подозреваемый!.. Ну а прочим-то что с того, что он вновь среди них? Всех бы напалмом, всех бы вас, суки, напалмом!
А началось с Эссенхельдом всё, в общем-то, как обычно. Хрень на цепочке спустили пониже, чтоб он не соврал. Ну и давай его спрашивать, как мол, тебя зовут. Это Годвин такой из них умный, его гениальный почерк.
А Эссенхельд: а меня не зовут, я и так прихожу. Ну, короче, что-то такое. Тут и Годвин, и все остальные на галерее, озаботились: надо же, трудный вопрос — как зовут Эссенхельда?!
Это было смешно. Это было бы, может быть, даже ещё смешней, но Перейра тогда утомился и слушал вполуха.
А потом туповатый Годвин начинает вдобавок играться с длиной цепочки. Как поднять-опустить эту сучью правдивую хрень?
И решение: тю, мы придурки, мы не знаем, кто ты такой. Но и ты не умнее нас: ты тоже себя не знаешь. Потому все четыре фамилии нам, придуркам, придётся теперь заучить наизусть. И да здравствует наше придурочное дознание.
— Ну теперь-то, собаки, пойдём уже по домам?! — не надеялся вовсе, зато в голос ржал Перейра.
А вонючий шотландец Мак-Кру что-то лестное взад отвечал.
Нет, Перейре понятно: сейчас разойтись, это будет уж больно по-доброму. А добром всё это не кончится, тут уж к провидцу-Гаррису не ходи. А отсюда и вывод: закончится не сейчас, а только тогда. Когда всем поплохеет, так вот уж и сразу.
6
Руис Перейра почти засыпал, но его растолкали.
Что, опять выступать? Оказалось, да.
Следствие с Эссенхельдом зашло в тупик. В очередной, после первого, где согласилось забить даже на имя подозреваемого.
И вот теперь, в тупике, предстояла им очная ставка. Им втроём: Эссенхельду, Перейре и Призме. (Призма — та самая хрень, что висела в мешочке, но ведь не станут писать в протоколе дознания: «хрень»!).
— Повторяю вопрос, — промолвил с небес очень крепко усиленный техникой голос Годвина. — Каковы были обстоятельства достопамятной встречи с подозреваемым на мосту?!
— Ладно-ладно, отвечу ещё раз. Зачем так кричать? — И Перейра действительно всё повторил слово в слово.
Мол, ну да, был период, когда ожидались зомби. Почему ожидались? Так ходят же, как по часам. Раз в неделю приходят всенепременно. Потому-то и пост огнемётчиков был на мосту поставлен. В незапамятные, так сказать, времена. Потому и поставили пост на мосту, чтобы встречать зомбяков не под самыми стенами Бабилона, а ещё на подходе. Да, другими дорогами к Новому Бабилону зомби не ходят; ходят где-то в неделю раз, и всегда через мост. Да, обычно не чаще, не реже: раз в неделю — самое то. Если как-то задержатся, даже бывает тревожно. Вот стоишь на мосту, ожидаешь, и думаешь: отчего не идут? Может, что-то случилось?
— Тот же вопрос повторяю подозреваемому! — Годвин вопрос повторил, Эссенхельд ответил. В общем-то, всё, как и было: шёл, никого не трогал; зомбяка за собой не видал, пока он не явился; понаблюдал за сожжением, дальше пошёл. Призма на каждый ответ реагировала спокойно.
— Ладно. — Годвин вздохнул. — А второй свой вопрос я задам сначала подозреваемому. Не удивительно ли было явиться к мосту перед Бабилоном незадолго до появлением зомбяка?
— Да, удивительно, — подтвердил Эссенхельд. — Я и не знал, что такие на Эр-Мангали бывают.
— А не ты ли, случайно, перед тем превратил его в зомби? — быстро спросил следак.
— Нет, не я, — спокойно ответил парень.
Призма позволила. Хрень на крюке смолчала.
7
— Повторяю второй вопрос, — продолжал Годвин очную ставку. Почему-то ему постоянно хотелось их якобы «повторять» вместо того, чтобы прямо и честно «по-новому формулировать». — Правда ли то, что подозреваемый в этот день проходил через мост не один, а, так сказать, «с зомбяком на хвосте»?
— Правда, — пожал плечами Перейра. — Только, во-первых, мне странно немного, что мы тут всерьёз обсуждаем хвост человека, а ваша хрень на цепи пропускает, не реагирует — может, она испортилась? А во-вторых, я бы лучше сказал по-другому. Это в тот день не живой приходил с зомбяком, а зомбяк к живому пристроился…
Годвин поспешил перебить:
— Не вижу особой разницы.
— Разница та, дурачок, — сообщил Перейра, — что живой до моста мог дойти, но ведь мог бы и не дойти, а зомбяк в этот день дотащился бы обязательно.
— Вот уж не факт! — возразил ему Годвин. — Ожидать зомбяков к определённому времени — это суеверие! — «Дурачка» же он проглотил, не поморщившись — приписал его действию своей ненаглядной «Призмы».
А вот Перейра в ответ не спустил покровительственного тона:
— Никакое не суеверие! Ты бы, коп, не спешил с оценками, а сдружился бы сам с огнемётом, постоял бы с моё на мосту перед Бабилоном, а тогда бы и понял: предсказывать тех зомбяков — плёвое дело. Я ж говорю: появляются еженедельно…
Годвин снова посмел возразить:
— Наша статистика появления зомби близ Нового Бабилона не подтверждает равномерной еженедельности. За последние годы мы наблюдаем стабильный прирост зомбослучаев где-то примерно в два и восемь десятых раза…
Руис его перебил:
— Да какая статистика! Цифирки с потолка!
— Не с потолка! — обиделся следователь.
А пока они спорили между собой, Эссенхельд (он стоял в двух шагах от Перейры) оглушительно рассмеялся.