Филиппо Томмазо Маринетти
Очарование Египта
Футуристическому гению Бенедетты
Перевод с итальянского, послесловие и комментарии
Ирина Ярославцева
© ООО «Книгократия», 2021
© Ирина Ярославцева, пер. с итал., 2021
I. Последние ностальгические клочки футуристической чувствительности
После долгих динамичных и творческих лет я возвращался к исходной точке своих размышлений: в мой родной Египет. Как долго меня призывали его небеса, полные мягкой золотой пыли, неподвижное движение его жёлтых дюн, высокие треугольные императивы пирамид и безмятежные пальмы, славшие благословения Нилу, плодородному отцу, растянувшемуся на своём ложе посреди чёрной земли и зелёной травы.
Само имя судна «Гелуан» и непрерывная бортовая качка воскрешали воспоминания о томном колышущемся ритме песков и гигантских полотняных крыльях ветряных мельниц в Мексе, под прохладной сенью которых я играл в детстве. Температура моря и воздуха смягчилась, как будто внутри них дрожали раскрасневшиеся щёки моих девчушек.1[1] Моя чувствительность обострилась до такой степени, что я ощутил себя открытой раной, наделённой сознанием и простирающей щупальца своих живых кровоточащих лохмотьев к линии морского горизонта.
Осторожно, чтобы ничего не упустить, я время от времени перебирал трепещущие листки моей вздрагивающей от скорости плоти. Странное желание бегства сводило меня с ума. Больше всего меня волновало долгое сладостное воспоминание о французском иезуитском пансионе с просторным двором, обсаженном пальмами, шумной путаницей быстрых голых ног, матросских воротников, летящих мячей, нырявших в густой зелёный эдем сикомор, магнолий и бамбука.
Вдруг припомнился благоухающий и звонкий праздник Святейшего Сердца Иисуса. Алтарь гнездился в глубине густых жасминовых зарослей, посреди листвы баобаба со стволом, усыпанным лепестками роз. В жарком полуденном майском воздухе колеблющееся пламя свечей, позвякивание мигающих кадильниц и быстрые пурпурные туники, приводящие в исступление горлиц, примостившихся на верхушках финиковых пальм, откуда доносится их журчащее сладострастное воркование, пробуждающее неясное томление в наших детских душах.
Этой нескончаемой, расшитой микроскопическими узорами лентой из тел продолжалась наша яростная игра в войну, которую вели две армии школяров, вооружившихся щитами из чугунных крестов против кровавой картечи упругой плоти жизнерадостных тридцатилетних иезуитов, которые, обливаясь потом, с подвёрнутыми рукавами и подоткнутыми полами чёрных сутан, из-под которых мелькали их голые ноги, возглавляли шествие, атакуя, контратакуя, преследуя и бросаясь в головокружительные стычки.
II. Плавучая капелла английских моряков
Между тем перед моим мысленным взором протянулась ещё одна ностальгическая нить моей плоти, и это была леска моего брата Леоне, заброшенная в воду уже погрузившегося в темноту порта Александрии, куда канули белые лучи закатившегося солнца. Брат удил рыбу, я дремал, ненавидя рыбную ловлю, слуга-суданец в галабее2 готовил приманку. Наша лодка время от време – ни задевала сероватый и мрачный киль плавучей морской капеллы, чьи опущенные веки никогда не открывались в такие дни, храня верность своему экипажу.
Другой лоскуток моей плоти своим запахом напоминал гниющий, терпкий и медовый аромат акаций Фарнеза, разбрызгивавшийся поверх ограды садов Антониадиса,3 бросая вызов чистой и слепой воде канала Махмудие,4 его чёрным буйволам на гребне хлева и верблюжьему навозу.
В десяти милях от Александрии при неторопливом покачивании судна синеватая волнистая морская ртуть поднималась и опускалась в термометре иллюминатора. Сказочный морской горизонт венчали пальмы. Наш форштевень, опускаясь, поддевал их. Поднимаясь, он растворялся в дымах слева, цеплявшихся за облачный закат. Справа море то и дело вздымало наперерез форштевню край своих серых дюн, которые отбеливали и смягчали солнечные прожектора, пробивавшиеся сквозь узкие щели в облаках.
III. Король Фуад
Часом позднее в тенистом саду виллы Амброн5 моя душа сливалась с огромным «ficus elastica»6, чьи широкие листья укоренялись в земле, подобно зелёным воспоминаниям, которые, в свою очередь, были озабочены тем, чтобы породить новые зелёные растительные воспоминания. В таком же спокойном и уверенном ритме на следующий день в королевском дворце Каира король Фуад7 проиллюстрировал для меня систематический и быстрый прогресс Египта.