Через несколько секунд Олимпия открыла дверь и изумленно вскрикнула:
— Где Андреас?
— У него совещание, Олимпия. Ты не должна была беспокоить его. Раз у тебя есть ребенок, нужно найти приходящую няню. Я была у него в офисе, когда ты позвонила, и предложила свою помощь.
— Трудно подобрать няню, которой можно доверить ребенка, — без малейшего смущения возразила Олимпия.
— Боюсь, тебе придется сделать это.
— Ари не любит чужих.
— Все дети не любят, однако многие одинокие матери пользуются услугами нянь. Я уверена, что и ты сможешь. Но сейчас я здесь и готова ехать в клинику. Или, если хочешь, останусь с Ари, а ты поедешь с тетей.
Доминик видела, что Олимпия ожидала вовсе не этого.
— Ари плачет, когда видит тебя.
— Привыкнет.
— Не знаю... — неохотно произнесла Олимпия.
— Пожалуйста, не беспокойся. Я сделаю все, что нужно.
— Ну, входи.
Наконец-то!
Доминик вошла в гостиную, где, тяжело дыша, сидела миссис Костас. Пожилая дама почти не говорила по-английски. Доминик видела ее только у себя на свадьбе.
— Здравствуйте, миссис Костас. Вы меня помните?
— Да.
— Мне жаль, что вы нездоровы. Я приехала присмотреть за Ари.
— Он спит.
— Я позабочусь о нем, пока вы будете у врача.
— Очень любезно с твоей стороны. Спасибо.
— Не за что.
В гостиной появилась Олимпия.
— Его бутылочки в холодильнике. Он должен проснуться через полчаса. Если у тети нет ничего серьезного, я вернусь к следующему кормлению, то есть к пяти часам.
— Езжай и ни о чем не беспокойся. Если понадобится, я останусь на ночь.
— Спасибо, — снова пробормотала миссис Костас.
Олимпия промолчала.
Доминик проводила их до двери и на цыпочках вошла в спальню, где спал Ари, похожий на темноволосого ангелочка.
Она возвратилась в гостиную, решив позаниматься. Включив плеер, Доминик начала работать над произношением греческих слов.
Через сорок пять минут Ари начал плакать. Она выскочила из-за стола, чтобы согреть ему рожок.
Увидев ее, малыш отчаянно завопил. Доминик взяла его на руки и, напевая, принялась расхаживать по комнате. Постепенно он успокоился и, когда она дала ему бутылочку, начал жадно сосать.
Положив на плечо пеленку, Доминик дождалась, пока он срыгнет. Потом она посадила его в манеж, и малыш долго занимался игрушками. Когда она сменила ему подгузник, Ари развеселился и начал размахивать ручонками, как маленький боксер.
— Знаешь, Ари, глядя на тебя, мне хочется иметь собственного малыша.
Доминик подула на его животик, и он улыбнулся. И даже один раз хихикнул.
Ей было больно думать о его матери. Если Олимпия не получит профессиональную помощь, чтобы преодолеть пагубное влечение к Андреасу, ее состояние ухудшится. Мать Ари не должна разболеться.
Олимпия содержит квартиру в идеальном порядке. У нее чисто и уютно. Младенец выглядит великолепно. Сама она красивая женщина, и посторонний человек никогда не подумает, что у нее проблемы.
Андреас, во всяком случае, ничего не замечает. Он так привык играть роль брата, что ему ничего не стоит уйти с работы ради помощи Олимпии.
Время шло, но Олимпия не появлялась. Доминик начала кормить Ари во второй раз, когда в дверь позвонили. Держа его на руках, она подошла к двери и заглянула в глазок. Сердце у нее забилось, когда она увидела Андреаса.
— Кто там? — нарочно спросила она.
— Твой супруг и повелитель.
— Неужели? Мой должен быть на работе.
— Он закончил раньше.
— Почему?
— Потому что хотел поскорее увидеть жену.
— Ну, в таком случае...
Доминик открыла дверь, и Андреас обнял их обоих. Когда Ари узнал его, он заулыбался и протянул ручки.
Доминик надула губы:
— Я ревную. Я возилась с ним целый день, а он тянется к тебе!
Андреас поцеловал малыша в пухлую щечку.
— Мы с ним приятели, правда, Ари?
— Я люблю его. И мне ужасно хочется иметь своего ребенка.
— Как только Олимпия возвратится, мы поедем домой, и я приложу все силы, чтобы удовлетворить твое желание. По моим расчетам, сейчас у тебя благоприятный период.
— Надеюсь.
— Что еще ты делала днем?
— Занималась. До того, как Ари проснулся.
— Давай проверим твое домашнее задание.
Они вошли в кухню, и Доминик, затаив дыхание, смотрела, как Андреас просматривает ее упражнения.
Когда он поднял голову, его глаза сияли.
— Ни одной ошибки, красавица моя, — похвалил он ее по-гречески.
— Ну, все-таки я прожила здесь четыре месяца.