— Да никто не получает, — пробурчала Атропос, сложив руки на груди.
— …но ты особенная. — Лахесис сердито зыркнула на сестру и снова обратилась к Скайле: — Ты пожертвовала своей жизнью ради другого.
— Правда? Ради кого?
Скайла не помнила.
— Этого ты не имеешь права ей говорить, — вмешалась Атропос. — Ей нужно сделать выбор, не зная, к чему возвратиться.
Лахесис вздохнула.
— Сестра права. Существуют правила, которые даже мне не нарушить. Тебе придется решить, ничего не зная о той жизни, что ты вела прежде.
— И о том, что тебя там ждет, — добавила Атропос. — Возможно, ты скучаешь по растлителю малолетних или насильнику.
Лахесис снова зыркнула на сестру.
— Или царю.
Атропос хмыкнула.
— Да какой прок от царей?
— Так или иначе, — сказала Лахесис, снова обращаясь к Скайле, — тебе придется решить сейчас. — Она протянула руку. — Острова блаженных или то, что ты боишься забыть.
Блестящий свет на горизонте манил Скайлу. Но выбор мойр… Как же решить? Она попыталась мыслить логически и пришла к единственно возможному выводу.
— Если я здесь, значит, вела благопристойную жизнь.
— Необязательно, — ответила Лахесис. — Человек может все исправить в последний момент и искупить совершенные грехи.
— Проклятая лазейка, — пробурчала Атропос.
— Если пожертвует собой, спасая жизнь. — Пустота в груди Скайлы стала почти пугающей. — Если я взойду на корабль…
— Тогда перестанешь чувствовать боль, — пояснила Атропос. — И станешь свободной, разумом, телом и душой. Больше никаких страданий, одиночества и боли. Острова блаженных — Елисейские поля. Рай.
— Но я забуду, — постаралась все прояснить Скайла.
— Да, — ответила Лахесис вперед сестры. — Забудешь.
— А если вернусь?..
Атропос нахмурилась.
Скайла взглянула на Лахесис. Глаза беловолосой мойры смягчились.
— Нынешняя боль пропадет. И ты все вспомнишь.
— А я когда-нибудь сюда вернусь?
— Зависит от тебя, дитя, — сказала Лахесис. — От той жизни, которую ты проживешь в мире людей. Только ты можешь принять это решение.
Скайла оглянулась на воду. Ей отчаянно хотелось подняться на борт блестящего корабля. Медленно, очень медленно дыра в груди затягивалась, даря покой, которого она не знала ранее.
Покой, заставлявший забыть, что же ее удерживает.
— Время вышло, — заявила Атропос. — Что ты выбираешь, дитя?
Глава 28
Орфей никогда в жизни так не уставал.
Он провел весь день с Ником и его подручными, выискивая признаки активности демонов. Остатки разбежавшейся армии Аталанты куда-то рванули. Либо кто-то другой собирает тварей, чтобы создать новую армию, либо богиня вырвалась из Преисподней.
Последняя мысль беспокоила Орфея больше, чем ему хотелось.
И бессвязная болтовня Грифона о том, что Аталанта «на свободе» уже не казалась бредом безумца.
Орфей провел вечер в комнате Грифона, как делал каждый день за последнюю неделю, разговаривал с братом, играл с ним в карты и пытался вывести из коматозного состояния. Однако ничего не помогало. Грифон не хотел выходить из комнаты. Он едва обращал внимание на карты. И дрожал все сильнее.
Орфей потер лоб пальцами. Грифон ворочался на большой кровати. На комоде горела лампа, а отодвинутые занавески пропускали в комнату лунный свет. Но для Грифона этого было недостаточно. Высокий, крепкий аргонавт, который никогда ничего не боялся, теперь страшился темноты.
Орфей сидел с Грифоном, пока брат не уснул, а потом накрыл его одеялом до подбородка. У Грифона во сне разгладился лоб, и исчезли все признаки волнения. На мгновение он снова превратился в того, прежнего Грифона. Младшего брата, что совершал лишь геройские поступки.
Орфей тихо выключил лампу и подкрался к двери. Оглянувшись в последний раз, убедился, что Грифон спит, и вышел, тихо закрыв дверь.
Он направился к лестнице. Было поздно, почти полночь. Орфей знал, что можно воспользоваться лифтом, но не желал никого будить. А еще ему нужно на свежий воздух.
Он спустился на три пролета, вышел во двор и направился через сад к южному входу. Внезапно Орфей заметил Мэйлию, что в одиночестве огибала фонтан, заколебался и скрылся в тени. Вампирочка вроде бы привыкала к жизни в колонии, но по-прежнему держалась особняком.
И выходила из своих комнат поздно ночью.
Она была странной по всем статьям. Дочь Зевса и Персефоны, смешение света и тьмы. Каждый раз при виде Мэйлии Орфей вспоминал шрамы, которые она нанесла сама себе.
«Я к ней привыкаю, демон. Чем больше времени провожу рядом с нею, тем больше она мне нравится».
Голос Скайлы. Так неожиданно.
Однако Орфей радовался подобным вспышкам, потому что таким образом любимая как бы оставалась здесь. И с ее мнением нельзя было не согласиться. Он тоже проникался симпатией к Мэйлии.
Но не сегодня. Сегодня Орфей ни с кем не хотел общаться.
Мэйлия села на каменную скамейку у фонтана и уставилась на журчащую воду. Но внезапно повернулась к замку, будто что-то привлекло ее внимание. На мгновение Орфею показалось, что она услышала его, но тут он понял: вампирочка смотрит на окно на третьем этаже.
Пару секунд она не шевелилась, а потом подобрала юбки, поспешно прошла по двору и исчезла в полутемном здании.
Охваченный любопытством, Орфей вышел из тени, поднял голову и заметил у окна третьего этажа брата. Грифон пялился вниз все тем же пустым взглядом.
Брат несколько секунд смотрел в глаза Орфея, а потом отвернулся.
В одинокой тьме, где слышалось лишь журчание фонтана, Орфей знал, что нужно вернуться и попытаться успокоить Грифона. Убедиться, что он в порядке. Но последняя неделя не прошла даром и для самого Орфея: глухая боль в груди после смерти Скайлы становилась все сильнее и сильнее.
Он зажмурился и представил свои покои. Несколько секунд спустя аргонавт стоял в башне, рассматривая убежище, созданное для него Скайлой.
Боль усилилась. Он подошел к кровати и улегся на спину, свесив одну ногу с матраса. Орфей даже не снял сапог, не включил свет и не сбросил покрывало. Просто уставился на высокий потолок и выдохнул, в надежде, что если ни о чем не думать, боль утихнет и он уснет.
Какая ирония. Проведя почти триста лет в одиночестве, он намеренно сторонился всяких отношений, чтобы не стать уязвимым. А теперь, в окружении колонистов, Ника, брата, аргонавтов, Орфей чувствовал себя одиноким, как никогда.
Он провел рукой по лицу и обозвал себя трусом, когда ощутил влагу на коже. Орфей покончил бы с собой, если бы это помогло, но увы, ничего подобного. Ему придется жить дальше и поступать правильно, чтобы когда-нибудь снова ее увидеть. И последние слова Скайлы, умоляющей его быть лучше, не позволяли выбрать вариант попроще.
Он зажмурился, сделал три глубоких вздоха, но тут проблеск света снаружи привлек его внимание.
Орфей сел и уставился на ряд окон и темный балкон.
Наверное, молния или метеор. Он все равно поднялся, радуясь возможности отвлечься. Открыл стеклянную дверь. В лунном свете возникла фигура в черном плаще с капюшоном.
Орфей стиснул зубы. Сейчас ему никого не хотелось видеть. Он снова потер глаза, кашлянул и постарался заговорить как можно устрашающе:
— Ты не в ту башню заявился, так что проваливай, откуда пришел.
Фигура повернулась, а морщинистые руки сняли капюшон.
Кровь отхлынула от лица Орфея.
— Лахесис.
Мойра улыбнулась. Черный плащ чуть распахнулся от порыва ветерка, и Орфей разглядел под ним белые одежды.
— Ну хоть кто-то меня помнит.
Его сердце забилось чаще, а слова застряли в горле. Орфей судорожно пытался сообразить, что сказать. Как умолять.
Может, упасть на колени или это слишком?
Да и есть ли разница, ведь прошло так много времени?
Дыра в груди расширилась. Орфей робко сделал шаг навстречу.
— Я…
— Нет, герой, умолять не надо, но пообещай мне кое-что: на этот раз живи согласно своему предназначению. — Мойра махнула рукой, и Орфей обратил внимание на фигуру на другой стороне балкона, в тени. Она тоже была в черном плаще.