Выяснилось, что старик живет в одном с ней доме — в крошечной дешевой квартирке под самой крышей. Он не был похож на опустившегося алкоголика, каких в Париже немало: одежда его, хоть и убогая, была чистой и опрятной, речь — правильной, а в манерах чувствовалось воспитание старой школы. Звали старика Аристид Дюнуа.
Энни навещала своего нового знакомого почти каждый день: готовила ему, читала вслух (его квартирка была битком набита книгами, но старик уже почти ничего не видел), иногда прибирала.
Месье Дюнуа перевалило уже за девяносто: он принадлежал к тому же поколению, что и покойная графиня ди Бачелли. Он происходил из хорошей семьи, когда-то был богат, но постепенно потерял все. Старик не жаловался на судьбу: говорил, что прожил интересную жизнь и теперь боится только одного — заболеть и попасть в больницу. Надеялся умереть в своей постели.
Однажды Энни привела к нему Тома. Мужчины немедленно затеяли спор о Центре Помпиду (месье Дюнуа утверждал, что эта постройка совершенно обезобразила старинный квартал Марэ), провели вместе целый вечер и расстались довольные друг другом. Вану она не писала о своем новом друге, Френ и Джули тоже не знали, где пропадает их подруга по вечерам.
За полтора месяца до предполагаемого отлета в Америку месье Дюнуа подхватил простуду, которая быстро перешла в бронхит. Энни хотела вызвать доктора, но старик отказался.
— Я отжил свое и готов к смерти, — сказал он. — Если мне суждено умереть сейчас, так тому и быть.
Старик выздоровел, но очень ослаб после болезни; Энни видела, что он угасает на глазах. Впервые в жизни перед девушкой встал трудный выбор: что делать? Оставить его и лететь в Америку? Но, если он умрет в ее отсутствие, она никогда себе не простит! Месье Дюнуа полюбил ее как родную, и она ни за что не бросит его на пороге смерти, пусть даже из-за этого придется отказаться от заветного желания.
Работала она с десяти, так что утром оставалось время, чтобы забежать в булочную и купить для месье Дюнуа пышный, теплый, только что из печи, круассан. Ключ от его квартиры у нее был. Войдя в спальню, Энни увидела, что старик лежит, распростершись на кровати. Сквозь открытые занавески било в глаза утреннее солнце. На тумбочке горела настольная лампа. С кровати бессильно свешивалась истощенная рука, похожая на птичью лапу. Подойдя ближе, Энни поняла, что Аристид не дышит...
Том пошел вместе с ней на похороны. Их двое и адвокат старика — вот и все, кто провожал месье Дюнуа в последний путь. Предав тело земле, Том и Энни вместе с адвокатом вернулись в квартиру Аристида, чтобы выслушать его последнюю волю.
— Держу пари, — прошептал Том по дороге, — старик прятал в сундуке бриллианты и завещал их тебе!
Энни, грустно улыбнувшись, покачала головой.
— Нет, бриллиантов у него не было. Когда-то была коллекция картин, но прошлой зимой он продал последние полотна, чтобы заплатить за отопление. Я хотела бы взять на память какую-нибудь из его книг... — К глазам Энни подступили слезы. Сейчас даже мысль о скорой поездке в Америку ее не радовала.
Завещание было коротким и простым. Аристид просил продать обстановку и книги, из вырученных денег оплатить счета за квартиру, а все, что останется, пожертвовать организации «Врачи без границ». Энни Ховард в благодарность за ее заботы он оставлял содержимое маленького сундyчкa.
При этих словах Том толкнул ее в бок.
Вдвоем молодые люди отнесли сундучок к Энни домой и открыли. Содержимое сильно разочаровало Тома: ни бриллиантов, ни банкнот, только стопки пожелтевших от времени бумаг. Но позже, начав разбирать эти бумаги, Энни поняла, что Аристид и вправду оставил ей бесценное сокровище.
В аэропорту Кеннеди Энни встретил Ван.
— Милая моя, ты стала настоящей француженкой! — были его первые слова.
В этом сезоне все длинноногие парижанки (а также многие коротконогие) надели мини-юбки. Энни немало побегала, подыскивая колготки, подходящие по цвету к ее новому фиолетовому костюму: фиолетовый шел ей больше черного. Сумка из серой замши подходила по цвету к туфлям; на шее развевался шелковый шарф с модным леопардовым рисунком — его одолжила Энни редактор модного журнала. Девчонка в футболке и джинсах осталась в прошлом, перед Ваном стояла взрослая девушка, элегантная, уверенная в себе и очень привлекательная.
— Не зря говорят, что Париж — столица моды. — Она протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя.
Ван расцеловал ее в обе щеки, а затем поднес руку к губам и поцеловал — не тыльную часть руки, как ожидала Энни, а ладонь.
Сердце у Энни пропустило такт; она закусила губы, чтобы по-детски не взвизгнуть от радости.
— Как тебе понравился полет?
— Ой, ужасно понравился! Говорят, летать скучно, но мне было интересно!
— В первый раз все интересно... — И Ван замолчал, задумчиво глядя на нее. На этот раз Энни угадала его мысли: он пытался понять, стала ли она женщиной.
— Только зачем ты купил мне билет в бизнес-класс? Я бы прекрасно долетела и экономическим.
— Летать в экономическом — удовольствие ниже среднего. А я хотел, чтобы ты насладилась полетом.
Он усадил ее в машину отца — роскошный двухместный лимузин. В такой машине, подумала Энни, даже во время двухчасового путешествия скучать не придется.
Девушке, привыкшей к агрессивному стилю французских водителей, понравилось, как осторожно и уверенно ведет машину Ван. Пока его внимание было сосредоточено на дороге, она без стеснения его разглядывала.
Сейчас ему всего двадцать девять, а ей — уже девятнадцать с половиной. Пропасть между ними сокращается! Ван выглядел сногсшибательно: в синем блейзере, голубой рубашке с открытым воротом и брюках цвета хаки, он словно сошел со страниц какого-нибудь американского журнала «Таун энд кантри» или «Вог». В редакции, где работала Энни, эти журналы зачитывали до дыр.
Впрочем, ничуть не хуже он смотрелся бы на страницах французского или итальянского модного издания. Как во многих американцах, в нем чувствовались европейские гены; итальянских предков выдавали смуглая кожа и густая волна черных как смоль волос. Но какой предок наградил его глазами, бездонно-синими, словно у святых на полотнах старых мастеров?
Увлекшись созерцанием любимого, Энни забыла об осторожности. Он внезапно обернулся и застал ее врасплох.
Год назад Энни покраснела бы и поспешно отвела глаза. Теперь же умудрилась непринужденно улыбнуться и заметить:
— Твоя рубашка напоминает мне небеса на полотнах Дуччо. Как раз недавно я целый вечер «бродила» по Интернет-выставке итальянской живописи.
— Не могу поверить, что ты весь вечер сидела дома, — насмешливо заметил Ван. — Куда же делся Том?
— Уехал к себе в Америку, — равнодушно ответила Энни. — Мы переписываемся изредка. Кстати, недавно я раскопала фантастическую историю — можно сказать, с неба упала прямо мне в компьютер!.. Но расскажи сначала о себе. Как твой «проект Икс»?
— Теоретически все готово. Но для воплощения идей в жизнь нужны деньги, а денег у нас пока немного. И достать их нелегко. Если б ты знала, сколько ведущих бизнесменов даже не представляют себе, какие изменения ждут мир в ближайшие несколько десятилетий!
Энни слушала с привычным восхищением. Непоколебимая убежденность в голосе Вана заставляла верить: этот человек добьется всего, чего хочет. И имя его останется в скрижалях истории.
— Пока что главный наш инвестор — Эмили Ланкастер.
— И кто это такая? — спросила Энни. Ей представилась богатая американская вдовушка, не знающая, куда бы повыгоднее вложить капиталы покойного мужа.
— Талантливая молодая программистка. Родилась в Англии, выросла здесь. Владелица знаменитого английского поместья Кренмир — унаследовала его от деда.
В душе у Энни звякнул тревожный сигнал — ей очень не понравилась та улыбка, то тепло, с которыми Ван говорил об Эмили.