— А сколько ей лет? И где ты с ней познакомился?
— На конференции компьютерщиков. Мы с ней ровесники и оба влюблены в виртуальный мир. У нее собственная фирма под названием «Эмель». Самый известный ее продукт — «Интермода», база данных по одежде и аксессуарам. Существует в нескольких вариантах; самые сложные используются костюмерами театральных и балетных компаний, а более простые доступны любой женщине, которая хочет узнать, что сейчас в моде, где это купить и почем.
— Неплохо, — без особого энтузиазма откликнулась Энни.
— Когда вы встретитесь, можешь попросить у нее копию. А что же за фантастическую историю ты собиралась мне рассказать?
Энни слегка приободрилась.
— Я подружилась со стариком из нашего дома, — начала она. — Он называл себя Аристид Дюнуа. Никто не знал, что настоящее его имя князь Гай-Аристид Дюнуа де Жермен. Он отпрыск знаменитой аристократической фамилии начала века. Во время войны участвовал в Сопротивлении, и за его голову немцы назначили большую награду.
— Он все это тебе рассказал?
— Не совсем так. Он знал, что я собираюсь стать профессиональной журналисткой. Несколько недель назад он умер и оставил мне по завещанию сундучок со своими документами. К документам приложил письмо, где говорится, что я могу делать с ними все, что сочту нужным. Он прожил удивительную жизнь! Я написала биографический очерк, отдала его в редакцию и вот... жду ответа.
— Ты привезла с собой текст? Хочу почитать.
— В журнале прочтешь! — гордо ответила Энни.
— А как с иллюстрациями? Ты нашла какие-нибудь фотографии?
— Да, в сундучке было несколько фотоальбомов. Две или три фотографии я приложила к статье. Одна особенно хороша — начало двадцатых годов, он на пляже на Лазурном берегу... такой красавец!
Ван с улыбкой поднял на нее глаза.
— Уж не влюбилась ли ты в своего героя?
— Я — нет, а вот в те времена, думаю, он разбил сердца многим девушкам.
— Скажи-ка, а тебе хватит материала на книгу? — спросил вдруг Ван.
— Не знаю, я об этом не думала... Должно хватить. Но, Ван, я никогда не пробовала писать книги, это же гораздо труднее, чем статьи! Не знаю, справлюсь ли...
— Справишься, — уверенно ответил Ван. — О чем писать, ты знаешь, ничего придумывать тебе не придется; значит, все дело в том, чтобы каждый день садиться за компьютер и набивать установленное число страниц.
— Легко сказать! Я, между прочим, еще и работаю!
— Значит, придется на время забыть о вечеринках, — не без иронии ответил Ван. — Но конечно, если удовольствия для тебя важнее, то... Понимаешь, ни одна серьезная цель не достигается без труда, всегда приходится чем-то жертвовать. Возможно, кстати, что твоя статья заинтересует издателей. Последний отпрыск знатного рода, герой Сопротивления, умирающий в безвестности, — да, это беспроигрышная тема. Сундучок может принести тебе кучу денег, — задумчиво заметил Ван. — Прежде чем начать работу, прочти несколько хороших биографических книг, чтобы понять, как это делается. Могу тебе предложить.
Энни улыбнулась в ответ — приятно, что Ван так верит в нее!
Все складывалось как нельзя лучше: увлекательный поворот в карьере, отпуск в компании симпатичных людей, рядом с мужчиной, которого она любит... Энни была бы вне себя от счастья если бы только не назойливые мысли об Эмили Ланкастер.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Через два дня настал долгожданный день свадьбы. Поскольку родители Кейт давно умерли, церемонию решено было провести в доме Карлайлов.
После завтрака Энни поднялась к себе — переодеться к торжеству, а главное, затем, чтобы хоть несколько минут побыть одной.
В доме царила суматоха. С раннего утра начали свою работу флористы: они украшали дом цветочными гирляндами. Стилистка и парикмахер из лучшего салона занимались невестой и ее подружками. К черному ходу то и дело подъезжали фургоны с провизией: ведь за стол должно было сесть больше сотни гостей! Слуги сбились с ног.
Утро только началось, а у Энни уже раскалывалась голова от шума и суеты. Показная роскошь Карлайлов начала ее раздражать. Она, конечно, знала, что родители Вана богаты, но, очевидно, плохо представляла себе, что является символом богатства в Америке. До сих пор эталоном роскоши для нее были гулкие залы и уютные кабинеты Оренго. Там все дышало уютом и любовью к жизни, а в здешнем стиле чувствовалась какая-то неестественность: как будто Энни оказалась не в жилом доме, а в антикварной лавке, где каждая вещь кричит о своей стоимости и о времени, затраченном на уход за ней.
Энни отказалась от услуг стилистки. Переодевшись, спустилась в библиотеку мистера Карлайла, где надеялась немного посидеть в тишине.
Однако и библиотека не была пуста: там разговаривали о чем-то Ван и его отец.
— Ой, простите, я не постучала... — смущенно пробормотала Энни.
Увидев ее, оба поднялись со своих мест.
— Не убегайте, дорогая! — приветливо откликнулся мистер Карлайл. — Мы просто болтали. Позвольте заметить, сегодня вы просто очаровательны!
— Благодарю вас.
Ван подошел к ней и, взяв за руку, провел в комнату.
— Я хотел сказать то же самое, но папа меня опередил, — с улыбкой заметил он.
Серый шерстяной, идеально сшитый пиджак, белая в голубую полоску рубашка и синий, как небо, галстук необычайно красили Вана. Из нагрудного кармана выглядывал белоснежный шелковый платочек. Ван выглядел безупречно: его вид в точности соответствовал французскому определению «homme du monde», то есть светский человек.
— Пойду распоряжусь насчет кофе, — заметил мистер Карлайл. — А если кофе не найдется, выпьем шампанского.
С этими словами он вышел из комнаты.
— Твое платье, как говорят в Париже, chic! — Молодые люди стояли у окна, откуда открывался вид на ухоженные клумбы и аккуратно подстриженную живую изгородь. Ван по-прежнему держал Энни за руку.
— Спасибо, Ван, но боюсь, что женщины в твоей семье догадаются о его «низком происхождении». Это платье куплено в обычном дешевом магазинчике. С эксклюзивными творениями знаменитых модельеров оно сравниться не может.
— Мужчины в моей семье плохо разбираются в моде, — ответил Ван, — и обращают внимание не столько на платье, сколько на фигуру, которую оно скрывает. А фигура у тебя, дорогая, вне конкуренции.
И он снова окинул внимательным взглядом ее серое шифоновое платье, так подходящее по цвету к дымчатым, словно английское небо, глазам.
Как давно не смотрел Ван на нее таким взглядом! Пожалуй, с того дня, когда она примеряла бальный наряд Теодоры... Словно повинуясь внезапному порыву, он поднес ее руку к губам и поцеловал — не пальцы или кисть, как целуют обычно, а нежную кожу запястья, в том месте, где бьется пульс.
Взрыв чувственного желания потряс ее, словно землетрясение. Мгновение спустя все осталось позади — Ван убрал руку и предложил Энни кресло, где минутой раньше сидел его отец. Но по телу девушки все еще пробегала дрожь, рука пылала, а сердце прыгало. Не в силах держаться на ногах, Энни почти рухнула в глубокое кожаное кресло.
— Ну, как тебе нравится американская половина моей семьи? — поинтересовался он, заняв соседнее кресло.
— Честно говоря, — пробормотала Энни, — я чувствую себя словно рыба, которую вытащили на сушу.
Она все еще не могла прийти в себя. «Господи, ведь он всего лишь поцеловал мне руку! — смятенно думала она. — Что же со мной будет после поцелуя в губы?»
— Ты не рыба, а русалка, — шутливо поправил ее Ван. — Понимаю... мне самому порой не хватает здесь воздуха. Когда я был маленьким, — задумчиво продолжал он, — то почти не видел отца. Никогда не играл с ним, не делился своими фантазиями... Я люблю его, и он любит меня, но тех уз, той душевной близости, как, например, у вас с Бартом, мы лишены. Надеюсь, мои будущие дети не будут, как я, страдать от одиночества... Единственное место, где я чувствую себя дома, — это Оренго.