Но Джон взял инициативу на себя. Он вдруг поднялся и, подойдя к креслу, протянул ей руки.
— Скажи, ты скучала по мне? — спросил он, обнимая ее нежно, но уверенно, словно не сомневался, что его объятия для нее желанны.
— Да... очень. Ведь вы с Джилл — мои лучшие друзья.
— Энни, Я хотел бы стать для тебя не только другом, — хрипло произнес Джон.
Энни уткнулась ему в плечо, раздираемая противоречивыми чувствами. Половина ее души жаждала принять его предложение, другая половина с ужасом отвергала его.
Джон нежно приподнял ее голову за подбородок.
— Я хотел бы сегодня остаться с тобой. Согласна?
Энни понимала, что не готова к этому. Может быть, она никогда и не будет готова.
— Прости. Ты мне очень нравишься, но не знаю... не могу...
— Хорошо, Энни. Не переживай. Пусть пока все идет как раньше.
Несомненно, он испытывал глубокое разочарование, но был слишком добр и деликатен, чтобы давить на нее.
Позже, когда Джон ушел, Энни подумала, что могла и согласиться. Достаточно было малейшего нажима с его стороны... Порой — особенно бессонными ночами — жажда любви становилась почти невыносима.
Однако Энни не могла отдаться другому мужчине, даже Джону, который ей так нравился. Почему? Неужели все еще надеялась, что Ван вернется? Нет, Энни смирилась с потерей возлюбленного. И все же не в ее силах было отрешиться от странного чувства, что она принадлежит ему навеки и, если ляжет в постель с другим, предаст не только Вана, но и себя.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ни в чем так ярко не проявилось благородство Джона, как в том, с какой — по крайней мере внешней — легкостью он вернулся к прежним чисто дружеским отношениям с Энни.
Он часто уезжал, а возвращения его порой совпадали с командировками Энни. Однако в те редкие дни, когда им удавалось пообщаться, Джон ни словом, ни жестом не намекал на свои истинные желания.
Что же до самой Энни, то ей было некогда разбираться в своих чувствах. Жизнь била ключом, и на самокопание не хватало ни времени, ни сил. Всю свою энергию Энни вкладывала в работу, и не напрасно: по своему карьерному росту она намного опережала коллег.
Шли годы; мастерство Энни оттачивалось, а задания, которые давал ей редактор, становились все важнее и интереснее. Срок контракта истекал, и Энни решила перейти в свободную журналистику. Это, полагала она, расширит ее кругозор, обогатит новыми полезными знакомствами и даст возможность выбирать.
Друзья восхищались энергией и работоспособностью Энни, коллеги завидовали ее успехам. Но сама она знала, что завидовать нечему. По ночам ее мучили кошмары, и не раз она просыпалась от собственного крика, вся в поту, с сильно бьющимся сердцем. Порой наваливалась депрессия, которая весь мир окрашивала в черное.
Но Энни отвергала общепринятые средства от стресса — сигареты, выпивку и снотворное. Вместо этого она бегала по утрам и до изнеможения занималась в тренажерном зале, а когда выдавалось свободное время, посещала различные курсы и секции.
Порой, когда редакция посылала ее на континент, удавалось отдохнуть день или два. От долгих командировок, которых многие журналисты ждут как манны небесной, Энни неизменно отказывалась, понимая, что несколько недель под ласковым южным солнцем не только оживят болезненные воспоминания, но и дадут ей время для размышлений.
А Энни старалась не задумываться о себе. Жизнь ее идет по намеченному плану — о чем тут еще размышлять, в чем еще сомневаться?
Но прошло пять лет, и в налаженную жизнь Энни как гром среди ясного неба ворвались два события. Одно из них, впрочем, она предвидела. Но второе... Энни не верила своим ушам, когда Грег предложил ей взять интервью у отшельника по имени Джованни Карлайл.
Забыв о своих благих намерениях, Джон обнял ее и привлек к себе.
— Я люблю тебя, Энни, и хочу на тебе жениться. Все время только о тебе и думаю. Поверь, я смогу сделать тебя счастливой... если ты позволишь. Скажи, милая, ты выйдешь за меня замуж?
«Что бы я ответила, — думала Энни, — спроси он меня об этом вчера? Или даже сегодня утром?» Чувства Энни к Джону очень напоминали любовь. Но именно напоминали. Ибо истинная любовь не оставляет в сердце места для иных чувств, не считая дружбы и родственной привязанности. Энни очень хотела полюбить Джона. Отчаянно старалась. Временами казалось, что она близка к успеху. Но звонок Грега открыл истину. Вихрь эмоций, взметнувшийся в ее душе при словах «интервью с Джованни Карлайлом», ясно показал Энни, что все ее старания безуспешны. До тех пор пока одно имя Вана будет повергать ее в смятение, Энни не сможет отдать сердце ни одному мужчине.
Она мягко высвободилась из его объятий.
— Нет, Джон, я никогда не выйду замуж. Не смогу. Мне самой очень жаль: я хотела бы иметь семью и детей. Но, похоже, я навеки прикована к своей карьере. Прости, нельзя было так поступать с тобой, надо было с самого начала объяснить, что я не могу дать тебе ничего, кроме дружбы.
— А разве для брака этого мало? Любовь, как правило, проходит, а дружба остается.
— Проходит влюбленность, Джон, а истинная любовь — с тобой до конца жизни. Ты — лучший из всех, кого я знаю. В тебе есть все, чего я жду от мужчины. Вот почему я думала, что смогу полюбить тебя. Оказалось — не смогла. Ты заслуживаешь большего, чем просто дружба.
Боль, написанная на его лице, отозвалась в ее сердце. Как могла она так с ним поступить? Зачем тешила его ложными надеждами? Неужели не понимала, чем это кончится? В глубине души, конечно, понимала, но эгоистично предпочитала об этом не задумываться.
Джон не стал с ней спорить. Просто заметил угрюмо:
— Насколько я понимаю, ты любишь другого. — Губы его искривились в горькой улыбке. — Я думал, что для тебя все осталось позади. Но, как видно, переоценил себя.
— Прости, Джон. Меньше всего на свете я хотела причинить тебе боль.
Несколько часов спустя, укладывая вещи в дорожную сумку, Энни размышляла о том, сумеет ли Джон оправиться от нанесенного ему удара. И очень надеялась, что сумеет. Никому на свете она не пожелала бы мук неразделенной любви! Но, быть может, через несколько лет на горизонте Джона появится женщина, и он возблагодарит судьбу за то, что Энни Ховард его отвергла.
Странная все-таки штука жизнь! Если бы родители Вана не развелись, а ее — не умерли, судьба их сложилась бы совершенно по-другому: Ван не гостил бы в Оренго каждое лето, она не выросла бы на «Мечте морей» и дороги их никогда бы не пересеклись. Она бы встретила кого-то еще и влюбилась в него и никогда не тосковала бы по несбывшимся надеждам. А теперь она обречена всех встречных мужчин сравнивать с Ваном — и всегда в его пользу.
Полночи Энни проворочалась без сна, а наутро проснулась с головной болью. Вообще она любила путешествовать: ей нравилось даже то, чего обычно люди терпеть не могут, например, ждать самолета в аэропорту. В последние годы она уже не летала туристическим классом: редакторы ценили ее труд и не скупились на расходы. Теперь интервалы между проверкой билетов и взлетом стали короче и ожидание проходило в более комфортабельных условиях. Вместо автобусов и метро она теперь ездила на такси, бывала на мероприятиях, недоступных простым смертным, для того, чтобы увидеть там какую-нибудь знаменитость: промышленного магната, политика, оперную звезду или известного спортсмена.
Поначалу Энни все это очень нравилось, но постепенно восторг сошел на нет. Работа перестала увлекать ее — пожалуй, сегодня она впервые за много месяцев испытывала интерес к новому заданию. Ей очень хотелось увидеть, что сделали богатство и слава с человеком, который, сложись все по-иному, мог бы стать ее мужем.
Поворачивая к въезду в Оренго, Энни не находила себе места от волнения. Во рту у нее пересохло, побелевшие пальцы напряженно сжимали руль.