— Спасибо, — вежливо ответила Энни, понимая, что комплимент — с подтекстом. — Сегодня какой-то особый день? Или ты часто принимаешь гостей?
— По сравнению с большинством здешних жителей — очень редко. Меня здесь считают почти отшельником.
— Сегодня днем ты вовсе не выглядел отшельником. Так наслаждался обществом американской вдовушки!
— Уж не ревнуешь ли ты, Энни? Ревность чувство собственника, а ты никогда не была собственницей. И терпеть не могла, когда кто-то предъявлял права на тебя.
— Надеюсь, ты не собираешься издеваться надо мной при гостях? Если попробуешь, я встану и уйду, так и знай!
Губы его раздвинулись в усмешке — так усмехается палач, осматривая орудия пытки.
— Из дома не уйдешь, — мягко ответил он. — Такой жест тебе слишком дорого обойдется.
Сверхъестественным усилием воли Энни удалось сдержаться и не выплеснуть содержимое бокала в его красивое лицо.
— Слишком уж ты в этом уверен, — холодно ответила она.
Ван только расхохотался в ответ.
— Кажется, я слышу, как подъезжает машина. Прибыли первые гости. Прости, я должен тебя покинуть.
И исчез, оставив ее дымиться от бессильной ярости.
Вечеринка удалась на славу — для всех, кроме Энни. Да и ей вечер доставил бы удовольствие, если бы происходил где-нибудь в другом месте. Друзья Вана — холеные, уверенные в себе мужчины и нарядные женщины с прекрасными манерами — были, без сомнения, богаты. Энни боялась, что богатство изменило характер Вана, что он примкнул к тем, кто превыше всего ставит деньги и социальное положение. Но люди, собравшиеся у него, были не из этой категории. Барту они бы понравились.
Представляя Энни гостям, Ван упомянул о написанной ею биографии Аристида Дюнуа. Но никто из гостей, похоже, ее не читал, и едва ли кто-то понял, что перед ними восходящая звезда английской журналистики. Энни это не задело: она давно уже поняла, что слава — штука относительная. Настоящей известностью пользуются только телевизионщики, а газетному журналисту нужно работать много лет, чтобы его фамилию запомнил кто-то, кроме начальника и коллег. Да и книга ее, хоть и хорошо встреченная критикой и быстро распроданная, была отнюдь не бестселлером.
Угощение и вина были первоклассными как и ожидала Энни. После ужина на двух террасах поставили кофе, ликеры и шоколадные пирожные.
Первым собрался домой престарелый генерал Фостер. Перед тем как попрощаться с хозяином, он подошел к Энни. Та в этот момент стояла на террасе в одиночестве, любуясь луной.
— Простите меня, старика, — смущенно заговорил он, — я не сразу вспомнил, где вас видел, но теперь-то все сообразил! Позвольте принести вам свои поздравления. Вы выходите замуж за поистине необыкновенного человека! Сам-то он ничего вам не расскажет, но я открою, что это он помогает соотечественникам, оказавшимся в беде. На юге Франции живет довольно много англичан: почти все они уже стары, одиноки, бедны... Я состою в организации, которая помогает таким бедолагам. Так вот, Ван уже пять лет обеспечивает престарелым беднякам медицинскую помощь, а двоих из них, которые мечтали дожить свой век на родине, отправил в Англию... Кроме того, мне известно, что он регулярно жертвует крупные суммы в пользу французских благотворительных организаций...
— Но, генерал, — изнемогая от волнения, прервала старика Энни, — что заставляет вас думать, что мы с Ваном... в таких отношениях?
— Он сам мне об этом рассказал. Но я бы и так догадался — по тому, как он смотрел на вас за ужином и как вы смотрели на него. Когда двое влюблены друг в друга, это всегда видно. По вашим взглядам я и понял, что его признание правда.
— В чем он вам признался? И когда?
— Несколько месяцев назад. Мы сидели в библиотеке, он показывал мне свою коллекцию рисунков. Среди них я заметил акварель, изображающую молодую красавицу, — это были вы, моя дорогая. Когда я спросил, кто это, Ван ответил: «Это акварель из другой папки, она попала сюда случайно». А затем, поколебавшись, добавил: «Надеюсь, что рано или поздно эта девушка станет моей женой». Дорогая моя, когда же вы с Ваном объявите о помолвке?
Энни не знала, что ответить.
— Можете на меня положиться, — ободряюще заметил генерал, неверно истолковав ее молчание. — Если хотите хранить помолвку в тайне, пусть так и будет. От меня никто ничего не услышит. Я просто хотел объяснить вам, какой замечательный человек ваш будущий муж. Несомненно, внутренне вы так же прекрасны, как внешне, иначе вам не удалось бы завоевать сердце такого мужчины! Рад буду увидеть вас снова.
Доброй ночи, мисс Ховард. — и пошел прощаться с другими гостями.
Откровения генерала привели Энни в смятение. Что это значит? — спрашивала она себя. Неужели Ван действительно надеется ее вернуть? И откуда у него ее портрет? Энни никогда не позировала художникам. Может быть, рисунок сделан по одной из фотографий Эмили? Но все это вместе — признания Вана и то, что он заказал ее портрет и хранит его, — доказывает, что чувства его к ней гораздо глубже, чем он пытался ее уверить сегодня днем.
Генерал ушел, но остальные продолжали веселиться. Около полуночи Энни почувствовала, что не может больше удерживать на лице дежурную улыбку, и решила подняться к себе.
Она подошла к Вану: тот был занят беседой с гостем. Подойдя ближе и подождав, пока внимание мужчин обратится на нее, Энни произнесла:
— Я очень устала, и, думаю, мне пора спать. Надеюсь, вы меня извините?
— Разумеется. Спокойной ночи.
Он смотрел на нее равнодушно, как на постороннюю. Трудно было представить, что этот же человек за ужином бросал на нее страстные взгляды. Однако, если верить генералу, так оно и было.
По крайней мере в том, что касалось ее, старик не ошибся. Сидя за столом, Энни не раз украдкой поднимала глаза на Вана, и, должно быть, тщательно скрываемые чувства ее все же отражались во взгляде.
— Спокойной ночи. — Энни вежливо улыбнулась собеседнику Вана и, не прощаясь с остальными гостями, поднялась к себе.
Уединившись в спальне, она начала мерить комнату шагами, размышляя о ситуации, в которой оказалась. Где найти решение этой головоломки? Ей вспомнились слова Эмили, сказанные давным-давно на пороге лондонского клуба: «Он упрям, а ты еще упрямее!»
Прошло пять лет, но ничего не изменилось. Ван умело изображает презрение, она в ответ притворяется, будто терпеть его не может. Гордость и боязнь оказаться отвергнутым мешает каждому из них признаться в своих истинных чувствах. Есть лишь один способ разрушить эту баррикаду...
Стоя у окна, Энни нетерпеливо дожидалась ухода гостей. Ван любит ее, а значит, не осуществит угрозу, вырвавшуюся у него в пылу вполне понятного гнева.
Первый шаг она сделает сама.
Как только гости разойдутся и Ван поднимется к себе, Энни зайдет к нему и спросит, правда ли то, что рассказал генерал.
Последние гости покинули дом около часа ночи. Подождав для верности еще пятнадцать минут, Энни вышла из комнаты и направилась в спальню графини, где, как она полагала, теперь ночует Ван. Она была раздета — в одной ночной рубашке, купленной в Ницце, и халате, который нашла в ванной, — с распущенными волосами, без макияжа.
Энни кралась по знакомому коридору, сердце ее билось учащенно и взволнованно. Она постучала в дверь: ответа не было. Может быть, он в ванной? Энни толкнула дверь и вошла.
В спальне было темно. Энни нащупала выключатель, и комнату залили потоки света. Да, это его спальня: на бюро Энни увидела фотографию Кейт с мужем в окружении улыбающихся ребятишек, на ночном столике — стопку любимых книг Вана. Но где же он сам?
Немного подумав, Энни сообразила, где искать Вана. Конечно, у бассейна!
Он только что выкупался и теперь сидел в кресле у бортика, завернувшись в халат и вытирая голову махровым полотенцем.
Он заметил Энни, но не встал при ее приближении. Глаза его таинственно мерцали в лунном свете, на бронзово-смуглой коже сверкали капельки воды. Растрепанные мокрые волосы придавали Вану какой-то дикий, разбойничий вид. На столике рядом стояла бутылка шампанского и полупустой стакан. Может быть, Ван слишком много выпил? Энни случалось видеть его в гневе, но никогда еще в ее присутствии он не терял над собой контроль. Ей вдруг стало не по себе. Сейчас Ван выглядел по-настоящему опасным, и она вспомнила слова Джули: «Выглядит как настоящий джентльмен, но в глубине его души таится что-то дикое и необузданное».