Адам прочистил горло.
— Извините, — пробормотал он, отталкивая лошадь плечом и смущенно хмурясь.
Когда они добрались до раскидистого дуба, Бренди поняла, что не хочет, чтобы Адам уходил. Они остановились под деревом, и она стала разглядывать его лицо, освещенное лунным светом.
— Надеюсь, что у Мэгги все будет хорошо, — сказала Бренди, пытаясь задержать его разговором.
— Уверен в этом. Эрл любит ее. Мне кажется, что он любит ее еще с тех пор, когда они вместе ходили в школу.
Налетел холодный ветер, и Бренди задрожала. Адам подошел ближе, и мгновенно все мысли о холоде вылетели у нее из головы.
— Вам следовало бы войти в фургон. Холодает.
Кивнув, Бренди подняла лицо, чтобы взглянуть в его глаза. Стало тяжело дышать, и она вздохнула. Неожиданно ее поразило осознание очевидного факта, потрясшего ее глубиной испытываемого ею чувства. Господи, да ведь она влюбилась в Адама!
Он был красив, и ее как магнитом притягивало к нему. Все это могло вызвать то непреодолимое влечение, которое она ощущала. Но девушка понимала, что именно его душа, добрая и щедрая, заставляет сильнее биться ее сердце.
Уверенная, что он может прочесть ее чувства на покрасневшем лице, Бренди отвернулась.
— Не хотели бы зайти на чашку горячего чая?
Его глаза метнулись к ее лицу. Казалось, он был удивлен. Две тонкие линии появились у губ и между бровями.
— Я лучше пойду.
Бренди кивнула, готовая удалиться в фургон, потом остановилась. Нет, ей не хотелось, чтобы он уходил.
— К тому времени, когда вы доберетесь до хижины, будет очень холодно. Вы уверены, что не хотели бы зайти на минутку, чтобы сначала согреться?
Адам заколебался, изучая ее лицо в неясном свете. Бренди затаила дыхание, ожидая его решение, потом расслабилась, почувствовав боль в груди. От легкого выдоха в морозном воздухе возникло облачко, и Адам усмехнулся:
— Да, думаю, что зайду.
На дрожащих ногах Бренди прошла к двери. Толкнув ее, жестом пригласила Адама войти.
Адам наклонил голову, входя в низкую дверь и пытаясь разглядеть что-нибудь в кромешной темноте. Он почувствовал, как протиснулась Бренди, услышал чирканье спички и почувствовал запах серы, жмурясь от яркого света лампы, которую зажгла девушка.
— Это займет всего минуту, — сказала она, снимая пальто и открывая крошечную дверцу дровяной плиты. Она бросила несколько полешек в черное чрево плиты и разворошила горячую золу. Адам разглядывал ее зад, который четко обрисовывался под тонкой тканью юбки, потом отвернулся. Он громко вздохнул, глядя на появившееся от его дыхания белое облачко.
— Черт побери, — произнес он, потирая руки, — да здесь холодно!
Бренди закрыла дверцу плиты и выпрямилась, вытирая руки о юбку.
— Сейчас будет тепло, — сказала она, наполняя чайник водой из маленького ведра, стоявшего у плиты.
Глаза Адама, привыкшие к свету, осматривали тесный фургон. Стол, хоть и добротно сработанный, был старый и маленький. У дубовой столешницы стояло всего два грубо сколоченных стула. Он стал снимать шляпу и тут впервые заметил, что потолок нависает прямо над его склоненной головой. Койки были короткие и узкие. Он вспомнил о своей вспышке, когда узнал, что Дейни живет с Кармел, и ему стало стыдно. Неудивительно, что Бренди разрешила сестре остаться с его тетей.
Как бы подтверждая слова Бренди, в маленьком помещении скоро стало тепло, но обеспокоенность Адама только усилилась. Он снял куртку. Если фургон так быстро нагревается зимой, то что в нем творится в безжалостную летнюю жару? Здесь, должно быть, как в печке.
— Почему вы тоже не переехали к Кармел? — спросил он. — У нее много места.
Бренди засмеялась и снова потерла руки, начиная, наконец, согреваться.
— Я могу только представить, какой была бы ваша реакция.
Вспыхнув от досады, Адам неловко шагнул к ней и стукнулся головой о потолочную балку.
Когда он чертыхнулся, Бренди улыбнулась. Проклятье, но как она прекрасна! Ее потребности так просты, что она может быть счастливой, называя это место домом. Поняв, что ему хотелось бы для нее намного большего, Адаму, в конце концов, пришлось признать правду. В какой-то момент, несмотря на свои возражения и заявления, он попал под очарование Бренди Эштон. Насколько он помнил, он думал о ней больше, чем о какой-либо женщине, кроме членов своей семьи.
И он желал ее. Никогда еще не желал он женщину так долго или так сильно. Просто ее смех или улыбка могли пустить горячие ростки страсти в его чреслах. И сейчас он чувствовал, как отзывается его тело на ее близость. Ее губы манили, и на этот раз Адам не стал спорить со своей совестью.