— Что же говорил отец?
— Задайте этот вопрос своим Хранителям крови.
— Хорошо, спрошу. Ага… насколько я вас понял, если барона Кима сместить, то любой новый председатель профсоюза творческих работников будет поддерживать меня?
— Думаю, что так.
— А если я смогу перетянуть на свою сторону большинство членов вашей Коллегии, то…
— Достаточно всего-то человек пять из десяти, поддерживающих Дом Дракона. Лично я с радостью отдам свой голос за Дом Медведя.
— Понятно. Спасибо за ценную информацию.
— У Вас что-то еще?
— Вы, наверное, подумали, что я звонил только для того, чтобы что-то выведать у вас. А я на самом деле хотел просто пообщаться. Извините. Некрасиво получилось.
— Все нормально, — вдруг как-то совсем по-домашнему, беззащитно улыбнулся Жан Мерсье. — Мне было очень приятно поговорить с тобой. Со всех сторон шепотком несется, что молодой герцог Сеонский настоящее чудовище. Я рад своими глазами убедиться, что внешне ты выглядишь обыкновенным мальчиком, и ни рогов, ни копыт у тебя нет.
— Это почему меня называют чудовищем?
— Ну как же? Облапошить Луонского с целой сворой его псов. Разыскать в Конде единственного человека, который мог вам помочь. Одолеть один на один подосланного убийцу, то есть специально подготовленного взрослого человека, истинного профессионала. Проявить недюжинную твердость, взяв власть в Доме свои руки. Я был бы рад, если бы мой сын хоть немного оказался похожим на тебя.
— Он и в самом деле похож. Мы дружили. Всю сознательную жизнь.
— "Всю сознательную жизнь"… М-да… А для меня будто одно мгновение прошло с того дня, как я расстался с Ваном. Да, быстро летит время. Тогда, больше десяти лет назад, когда твой отец предложил собрать вас в одном месте, в одной школе-интернате, изолированной от нашего мира, мы вас называли "кукушатами". Волна несчастных случаев — и все из вас стали сиротами. Нам никак не удавалось остановить бесконечную череду смертей носителей высокого Совершенства. Мы стали опасаться за ваши жизни и потому решили принять предложение короля. Много проблем, помнится, возникло с набором обслуживающего персонала и преподавателей. Никто не возражал только по поводу назначения главным наставником Кокроши, вокруг других кандидатур постоянно велись жаркие споры. Возможно, они и в самом деле не идеальны…
Жан Мерсье еще немного повспоминал минувшие годы и попрощался — вероятно, куда-то спешил, и незапланированный разговор не вписывался в его рабочий график.
Оставшись в одиночестве, Олмир стал читать заказанную литературу.
Если б у него спросили, пошло ли это ему на пользу, почерпнул ли он для себя что-нибудь полезное, то он затруднился бы с ответом. Труды Уренара, даже адаптированные для широкого круга читателей, все равно остались чрезвычайно трудными для восприятия. А старые книги были переполнены повторами и самые простые мысли пережевывали по многу раз. Да и не особо подходили к реалиям Галактического Содружества. Утратили былую актуальность мудрые советы типа: "людей следует либо ласкать, либо изничтожать" или: "обиды нужно наносить разом, а благодеяния полезно оказывать мало-помалу", "в тяжелое время зло делать поздно, а добро бесполезно".
Несомненным было лишь одно: цинизма и неуважения к людям подобные произведения придают предостаточно. Может быть, именно поэтому во время завтрака со своими ближайшими родственниками Олмир смотрел на собравшихся с ним за одним столом очень высокомерно. У всех этих отростков побочных ветвей Дома Медведя пренебрежимо малое Совершенство, и было бы стыдно перед другими Домами, если королевский Дом возглавил бы один из этих людей. Да и не испытывал он никаких родственных чувств ко всем этим мужчинам и женщинам, являющимся ему двоюродными, троюродными и вообще седьмая вода на киселе дядями-тетями-племянниками и прочая. Интересно, подумал он, если б родители были живы, как проявились бы у него особые, родственные чувства к ним? Сухо распрощавшись, ушел к себе, в парадный кабинет. Наступило время важного мероприятия — первой личной встречи с министром экономики.
Олмир бегло прочитал "объективку" и рекомендуемые сценарии ведения разговора. Он уже привык пользоваться такими материалами. Вначале ему казалось, что это не совсем этично: вооружившись чужими мыслями, любой дурак сможет замаскироваться под знающего и умного человека. Своим умом надо жить. На это Леон Октябрьский ему отвечал: у герцога мало времени, чтобы спокойно размышлять в тиши кабинета. На то и аппарат помощников, консультантов и референтов, чтобы интенсифицировать труд руководителя, нацелить на самое важное, не перегружать его драгоценный мозг копанием во второстепенных деталях. Предложение же Олмира вообще не использовать никаких заготовок, повергло Леона в шок. Да знает ли герцог, закричал он, что Юлий Цезарь, величайший из древних римлян, набрасывал план разговора и тезисы своих речей даже тогда, когда шел коротать вечер к своей жене? Герцог не знал этого и стал пользоваться чужой мудростью.