Сосредоточившись, Олмир вскрыл пакет и внимательно прочитал находящиеся в нем бумаги. В одном месте хотел было вернуться назад, перечитать, но листки прямо на глазах утончались, бесследно испаряясь. Совсем немного времени прошло, и от бумаг, от самого пакета, такого плотного и солидного снаружи, остался неосязаемый след — что-то вроде застывшей дымки на столе. Дуновение, и ее не стало. Но Олмир хорошо запомнил прочитанное.
Из размышлений его вывел звуковой сигнал. В правом верхнем углу компьютерного экрана мигало маленькое изображение Павлина. Что такое? Ах да, с ним пытается соединиться герцог Кунтуэский. Оказывается, у отцовского (теперь — его) компьютера есть режим видеотелефона. Более того, предусмотрена возможность автоматического вызова всех членов Коронного Совета — вероятно, отец часто в рабочем порядке разговаривал с ними. Ладно, узнаем, что понадобилось Кунтуэскому.
Экран высветил лицо мужчины средних лет. Глаза чуть навыкате, широкий нос, большие уши — все вроде бы как положено, ничего необычного или некрасивого. Однако Олмиру он показался почему-то уродливым.
— Александр Кунтуэский приветствует тебя, герцог Олмир. Рад видеть тебя в здравии, как говорится, в родном гнездышке. Наслышан, наслышан я о твоих подвигах. Утер нос самому Луонскому? Молодец! И сразу по прибытии — всю власть в свои руки? Так держать!
— Здравствуйте, — смутился Олмир. — Я тоже рад видеть вас, большого друга нашей семьи…
— Тут я получил от твоего канцлера предложение перенести заседание Коронного Совета. Согласен, надо некоторое время подумать над складывающейся ситуацией. Однако помимо престолонаследия есть другие наболевшие вопросы. Например, соблюдение экологической дисциплины. Луонский по наглому осваивает заповедные земли, пытаясь сверх всякого приличия увеличить экспортный потенциал своего домена. Я предлагаю незамедлительно обсудить этот вопрос на Совете и поставить Виктора на место. Твое мнение?
— Не знаю, наверное, надо…
— Вот и хорошо. Значит, договорились?
— Наверное… я проконсультируюсь у своих…
Олмир не знал, как правильнее назвать своих советников и поэтому замолчал на полуслове. Кунтуэский явно заерзал.
— Право дело, мы живо скрутим его в бараний рог. Я сегодня же рассылаю проект повестки дня заседания и тезисы своего выступления. Решение, надо ли это, за тобой. Второе, что я хотел с тобой обговорить, касается моей дочери, Юлианны. Я соскучился по ней и желаю, чтобы она не задерживалась у тебя в гостях. Когда она сможет покинуть твой дворец?
— Ну, я не знаю, — Олмир был озадачен: у Юльки вечно семь пятниц на неделе, и думает она постоянно не о том, о чем следовало бы. Трудно что-либо определенное сказать о ее планах. — Я поговорю с ней.
Вероятно, его слова были опять неправильно поняты Александром Кунтуэским, ибо он сразу смешался, заговорил о чем-то совсем постороннем, а затем быстро распрощался.
Не успел экран погаснуть, как Олмир услышал громкий стук в дверь. Кто-то ломился в его кабинет. Стоило открыть — к нему вихрем ворвался канцлер. Следом тенью проследовал Леон Октябрьский, пряча за спиной испачканные в краске руки. Третьим был Кокроша.
Борис Краев вырядился в еще более роскошной мундир, чем накануне, но лоб его заливал пот, а глаза дико вращались.
— Ваше… Кунт… Олмир, с Вами хочет поговорить герцог Кунтуэский.
— Опять? Мы же только что разговаривали.
— Как, уже?! Что Вы ему сказали? Что он говорил? Это очень важно! — И канцлер заставил Олмира почти дословно пересказать весь разговор. Внимательно выслушав, со вздохом облегчения повалился на диван.
— Что-нибудь не так? — спросил Олмир.
— Да вроде бы ничего страшного. Удачно все получилось.
— Мне он показался каким-то странным, — признался Олмир. — Я говорю ему одно, а он воспринимает мои слова, будто я отказываю.
— Боится герцог-то наш дорогой… — таинственно произнес Кокроша.
— В политическом лексиконе нет таких слов — "не знаю", — объяснил канцлер. — Когда один дипломат отказывает другому, то не кричит "нет", а говорит, например, "надо подумать", "взвесить все последствия", "не знаю, как общественность воспримет" и так далее. Кунтуэский воспринял Ваши слова как прямой отказ.
— Но ведь я и вправду не знаю, например, сколько времени у нас собирается гостить Юлианна. Как я должен был сказать об этом?
— Да хотя бы так: "Она может покинуть мой дворец в любой момент, как только пожелает сделать это". Каждая фраза большого политика должна быть полностью определенной и недвусмысленной. Если эти требования не выполнены, значит, он уходит от ответа на поставленный вопрос, намекает, что намерен торговаться, добиваться для себя каких-то преимуществ.