Выбрать главу

— Что же вам рассказать, Вера?

— Ах, ну что хотите… Что-нибудь интересное о себе…

Он глянул на нее искоса:

— Боюсь, в моей жизни немного нашлось бы интересного. Как у всех. Гимназия, университет. Потом — война.

Она быстро-быстро кивала подбородком.

— Ну да, ну да, это-то и есть самое интересное… Говорите! — приказала Вера и закрыла глаза. — Чему вы учились?

— В университете? Собственно, в нескольких: я учился в Варшаве и в Киеве… Сперва на математическом, а после на юридическом. Курса так и не кончил: началась война, из патриотических побуждений я добровольно пошел на военную службу.

Вера чуть поморщилась:

— Рассказываете, точно анкету заполняете. Сразу видно, что на юридическом учились. А я рекомендовала вас моему Сувчинскому как способного журналиста!

— Я способный… Знаете, Вера, одно время я даже был комендантом Одесского порта. Причем при красных. А под конец Гражданской войны угодил в плен к белым… Повстречал там добровольческого генерала Слащева. Затем — эмиграция, Прага, опять университет… Послушайте, неужели вам интересно?

— Отчасти. Я слушаю голос, — ответила Вера, не открывая глаз. И задала главный вопрос, провокационный: — Чем вы занимались в Праге?

— Я же сказал: опять университет. Юридические дисциплины. У меня даже есть диплом…

Вера погрозила ему пальцем.

— Я кое-что любопытное знаю о вашей жизни в Праге… У вас там был бурный… — Она оборвала себя и пролепетала, уже окончательно проваливаясь в сон: — Ой, все плывет… Марина… А вы где-то далеко-далеко, так все кружится…

— Я, пожалуй, пойду. — Болевич встал.

— Никуда вы не пойдете, — сонным голосом, почти не разжимая губ, произнесла Вера. — Поцелуйте меня. Немедленно.

Несколько секунд он разглядывал ее лицо, на котором боролись решимость и пьяная расслабленность. Он знал, что эти секунды ему простятся. Впрочем, их отпущено совсем немного, пять, от силы семь. Потом нужно будет на что-то решиться.

Он быстро наклонился и поцеловал ее в губы. А затем прилег рядом, обнял и смотрел, как она спит на его плече.

* * *

Развод с Сувчинским не занял много времени и совершенно не отнял сил. Все произошло цивилизованно, без надрыва и сожалений. Разумеется, при этом все остались друзьями.

Заводя роман с Болевичем, Вера не хотела обманывать Сувчинского. И не столько потому, что считала ложь чем-то недопустимым, сколько потому, что находила ее обременительной. Сувчинский, кажется, сумел оценить и это.

Вера перебралась на квартиру отца, благо тот покамест отсутствовал в Париже, и свидания ее с Болевичем сделались ежедневными.

До поры.

— Завтра он возвращается, — сообщила она своему любовнику в одно сонное утро.

— Кто? — не открывая глаз, спросил Болевич.

Он ощущал полную расслабленность. Ни с кем ему не было так хорошо, как с Верой. Она постоянно немного скучала, и, возможно, оттого казалось, будто она наблюдает за всеми, и в том числе за собой, немного со стороны. Она умела бывать и страстной, но никогда не становилась обременительной.

После ужасно долгой паузы Вера ответила:

— Мой отец приезжает. Завтра. И нам негде будет встречаться…

— Что-нибудь найдется, — легкомысленно пробормотал он.

Она приподнялась на локте, золотистый локон, еще не приклеенный на свое обычное место, свесился, щекоча его губы.

— А почему мы не можем встречаться у тебя?

— У меня? — Он открыл глаза, улыбнулся, поймал губами локон Веры. — В мою пропахшую луком гостиницу можно приглашать только проституток. Если я приведу туда порядочную женщину, консьерж скажет, что я веду себя неприлично.

— Отлично! Завтра играю роль проститутки, — сказала Вера. Она провела кончиками пальцев по его сонной щеке. — Что сейчас в Париже носят проститутки?

— Откуда я знаю?..

— Знаешь… — Она вздохнула. — Какой ты ненаблюдательный! Сегодня же иди и понаблюдай, а вечером расскажешь.

Ему тягостно было продолжать этот разговор, и телефонный звонок, оглушительно раздавшийся в пустой квартире, обрадовал его, точно визит посыльного с заказом.

Вера схватила трубку, закричала, наполовину свесившись с кровати:

— Алло! Слушаю!

Удивительно, как ей удается подолгу оставаться в немыслимых позах! Другая на ее месте давно бы упала, а ей даже удобно. Под тонкой рубашкой обрисовалась грудь, девически нахальная. Болевич потянулся и тронул ее поцелуем. Вера с легкой досадой отмахнулась.

— Нет, — неприятным резким голосом говорила она в телефон, — нет, это не его дочь. С вами говорит его секретарь, мадам Капитонова! Нет, его еще нет в Париже. Простите, с кем имею честь разговаривать?