— Я не знаю, сколько у нас времени, — пробормотал он.
Она прищурилась.
— Да? Всегда знаешь, а сегодня — нет?
— Сегодня — нет, Вера. Все может измениться в любое мгновение…
Он схватил ее, наполовину обнаженную, за талию, привлек к себе, прижался лицом к душистой коже.
Когда его ладонь скользнула по ее спине, она поняла, насколько изголодалась по его прикосновениям.
— Ни секундочки не уступим, — прошептала она.
Им было отпущено более двух часов.
Ближе к вечеру в дверь позвонили. Болевич, блаженно дремавший у ее локтя, приподнялся, насторожился.
— Кто это может быть?
— Понятия не имею…
Ее лицо белело в полумраке. Вера встала, набросила халат, босиком прошла к двери. Болевич, одеваясь, слышал, как она разговаривает с пришедшими. Это была полиция. Ее вызывали для допроса в комиссариат.
Рош смотрел на молодую женщину, которая сидела перед ним на табурете и курила с независимым видом. Она не нравилась ему. Она не была аристократкой, как некоторые из русских. Больше всего она походила на содержанку. Содержанки бывают на удивление надменны, даже жуть берет. И в то же время сквозь эту надменность сквозит доступность — за определенную сумму, разумеется. Некоторых подобное сочетание волнует, у Роша же оно вызывало раздражение.
— Посмотрите на этот листок, мадам, — он положил на стол белый квадратик бумаги, развернул надписью к женщине.
Вера мельком глянула, пожала плечами.
— Что это?
— Бланк почтового перевода.
— А, да. Очень увлекательно.
— Это ваш почерк?
Вера прищурилась, наклонилась пониже. Попутно поискала пепельницу и положила в нее окурок.
— Да, это мой почерк, — сказала она наконец. — Ради подобного сногсшибательного признания нужно было вытаскивать меня из постели? Вы разрушили мою личную жизнь!
— Итак, вы признаете, что почерк на бланке — ваш, — заключил Рош и сделал запись у себя.
— Да, признаю. Почерк мой.
— Может быть, вы заодно объясните нам, почему, отправляя этот перевод, вы указали не свой обратный адрес и чужую фамилию?
Рош хмуро смотрел на женщину. Ее самоуверенность начинала выводить его из себя. И дело было не в том даже, что она наверняка как-то замешана в убийстве Рейсса; ему доводилось наблюдать и таких преступников, которые вызывали уважение и даже сочувствие. Но только не эта красотка. Она выйдет сухой из воды и уверена в этом. Самый неприятный тип преступника. Хуже всего, что прищучить ее, по всей видимости, так и не удастся. Ну что ж, по крайней мере, он выжмет из нее все, что получится.
— Мадам, объясните, почему вы указали чужую фамилию, — устало повторил Рош.
Она вызывающе пожала плечами.
— А что, во Франции запрещено указывать чужой обратный адрес на почтовых переводах?
— Нет, не запрещено.
— Тогда в чем дело? Я нарушила закон?
— Мадам, этот перевод отправлен вами матери человека, подозреваемого в убийстве, — терпеливо объяснил Рош. — Поэтому он вызвал наше пристальное внимание. Нам важно уточнить все подробности, понимаете?
— А, — сказала Вера. — Конечно понимаю. Но, простите, я не вполне… какое убийство? И при чем тут мать?
— Убийство в Швейцарии некоего господина Рейсса, — сообщил Рош. Ей не удастся сбить его. Он даже голоса не повысит. Будет терпелив, как могильщик.
— В Швейцарии? — Вера недоумевала все больше и больше.
Рош наклонился к ней через стол.
— Вы хотите сказать, что впервые услышали о событии, о котором уже второй месяц пишут все газеты?
— Ну, я редко читаю газеты, и… — Она отмахнулась. — Скажите вкратце, тогда я, может быть, вспомню.
— В Швейцарии агенты НКВД убили своего бывшего товарища, Игнатия Рейсса. Он жил под именем чешского коммерсанта…
— А, да. Припоминаю. — Вера заложила ногу на ногу. — Я действительно листала в парикмахерской какую-то газету, и там говорилось…
— В таком случае, — перебил Рош, — вы должны были читать и о том, что среди подозреваемых — некий Ролан Аббиат. Его матери вы и послали перевод на десять тысяч франков.
— Вот оно что! — Вера в восторге хлопнула ладонью по столу едва не попав по руке комиссара. — Ах, вот оно что! Теперь-то я понимаю, почему мне показалась знакомой фамилия этой мадам Аббиат! Значит, мне она попадалась в газетах? Ну надо же!
— Вы утверждаете, — медленно произнес Рош, — что отправили десять тысяч франков совершенно незнакомому человеку?
— Именно! — подтвердила Вера охотно и даже весело.
— А вам это не кажется странным? — осведомился Рош. — Нет, я вас не подозреваю в убийстве, мадам, я просто хочу разобраться в некоторых деталях… Понимаете? Вы посылаете крупную сумму денег неизвестно кому. Так?
Вера кивнула, как усердная школьница.
— Так.
— А этот неизвестно кто — вы следите за моей мыслью? — оказывается матерью убийцы, которого второй месяц разыскивает полиция.
— Случайность? — предположила Вера.
— И при этом вы указываете чужой обратный адрес и не свою фамилию! Согласитесь, все в совокупности наводит на некую мысль.
— Да? — произнесла Вера, снова закуривая. — А на какую?
Рош сделал грозное лицо. Его вполне устраивала предложенная Верой игра в «учителя» и «школьницу». Пожалуйста! Так даже проще. Кривляться эта мадам может сколько угодно, лишь бы отвечала на вопросы.
— Вот на какую, — сказал Рош. — А не имеете ли вы отношения к данному убийству?
Вера вдруг сделалась исключительно деловитой.
— Значит, так, записывайте, — сказала она. — Даю показания. Этот перевод меня попросил отправить некий Шварценберг. Он представился как однополчанин моего погибшего в Испании мужа. Моего мужа звали Роберт Трайл, и он погиб в Испании, можете проверить… Уже проверили? — Она хмыкнула. — Находясь во Франции проездом и плохо зная французский, господин Шварценберг попросил меня послать деньги, собранные бойцами-интербригадовцами, матери их погибшего товарища. Адрес и фамилию своей портнихи я указала на тот случай, если бы перевод вернулся, не дойдя до адресата, а меня уже не было бы в Париже. На днях я обследовалась в клинике. Можете проверить… Мне рекомендовано провести зимние месяцы на юге.
Она встала, продемонстрировав элегантный костюм и изящную фигуру. Рош смотрел на нее без всякого восхищения.
— У вас имеются еще какие-либо вопросы? — осведомилась Вера.
— Подождите в приемной, — неприятным голосом ответил Рош.
Вера пожала плечами, процокала в приемную, там уселась и вызывающе положила ногу на ногу. Секретарша никак не оценила этого демарша. Она продолжала что-то исступленно печатать на дребезжащей машинке. Рош куда-то звонил, Вера слышала его бубнящий голос. Она не слишком беспокоилась. У нее было железное алиби и к тому же — английское подданство.
Она не вполне еще понимала, чем закончатся ее игры с французской полицией. Рош, в бешенстве оттого, что рыбке предстоит выйти сухой из воды, позаботился хотя бы о том, чтобы она больше не мозолила ему глаза здесь, в Париже. Пусть ею отныне занимаются английские коллеги.
Вера ушла из комиссариата с постановлением о высылке из Франции в течение двадцати четырех часов.
Времени, как и предрекал Болевич, у них почти не было.
Прямо из комиссариата Вера отправилась в знакомую ей гостиницу, где, как она знала, у Болевича всегда был номер. Портье узнал женщину, спросившую мосье Болевича. Она приходила уже как-то раз. Портье никогда не забывал подобных женщин, это могло ему очень пригодиться: иногда — при общении с полицией, но чаще — при установлении добрых (и взаимовыгодных) отношений с клиентами.
Вера же его, разумеется, не узнала. Еще одна сторона работы портье: быть незаметным.
Она вошла, и вместе с ней ворвался холодный осенний воздух. «Э, — подумал портье, узнав женщину и оценив ее настроение, — вот и беда пожаловала… Пожалуй, эта красавица заплатит, и немало. Что-то не заладилась у нее жизнь».