Я читала, перечитывала приглашение и ждала. Я скорее чувствовала, чем видела, что мистер Фипджсральд смотрят на меня с надеждой. Где-то глубоко внутри я чувствовала странную смесь разочарования и негодования.
Думаю, он тоже ощутил мое настроение. Его тон стал холоднее.
— И сопровождающее лицо, — многозначительно произнес он. — Это означает присутствие жен.
— Да, — ответила я с таким же каменным выражением лица.
— Обычно меня сопровождают Хестер или Ева. При их неизбежном отсутствии мантия, боюсь, падет на вас.
Он не пытался подсластить пилюлю. Никакой попытки замаскировать факт, что эта обязанность столь же неприятна ему, как и мне. Иначе я бы не возражала так сильно.
Я сердито подняла взгляд.
— Не пойду, — резко сказала я. — Более того, — я встала, чтобы придать своему вызову некоторую физическую сущность, — не имею ни малейшего намерения. — Краска негодования залила мое лицо. Мой голос возвысился, я почти топнула ногой. — Я никуда не пойду как третий выбор! — Но на самом деле я сердилась не поэтому, не так ли? Конечно же только из-за необходимости идти куда-то с этим невыносимым, несносным, жестоким человеком.
Неторопливо, даже подчеркнуто медленно мистер Фицджеральд встал и навис надо мной.
— Вы пойдете, мисс Брэдли, — медленно произнес он, не повышая голоса, — и точка. Извините, что вам не нравятся обстоятельства, — мне тоже, но нам остается только смириться. Прием вас заинтересует. Он расширит ваш кругозор. Многие девушки отдали бы все ради возможности попасть на него. — Он поднял обрамленную золотом карточку и держал ее между большим и указательным пальцем.
— Дело не в приеме, — воскликнула я, сжимая кулаки.
Он бесстрастно взглянул на меня, затем мягко сказал:
— Вижу.
Я видела, как еще раз твердый рот напрягся, сдерживая то, что, я знала, будет проклятием. Я знала, он собирается сказать, что моя компания его тоже не прельщает. И это знание оскорбило меня еще больше.
— В любом случае мы очень мало будем видеть друг друга. Вы будете говорить главным образом с дамами. Я уже сказал Чико, что ужин вам не потребуется. На этих приемах всегда много еды, и невежливо не есть. Я подберу вас у резиденции ровно в семь тридцать. Помните мои слова о hora inglesa.
Он открыл для меня дверь кабинета. Я все еще упиралась. Но знала, что проиграла.
— Я иду, — сказала я, чтобы пролить бальзам на свою гордость, — только по долгу службы.
— Это относится к нам обоим, — холодно согласился он.
— Вы невыносимы! — внезапно взорвалась я. — Вы получили слишком много власти слишком рано!
— А вы, дорогуша, слишком долго не пробовали отцовского ремня.
Он энергично закрыл за мной дверь, словно очень хотел исправить это упущение прямо здесь.
Я готовилась, словно к сражению. В полдень вымыла волосы и высушила их на солнце. Надела выбранное мной длинное платье — легкий выбор, потому что привезла всего два. Хлопчатобумажное, василькового цвета, с небольшими белыми цветами. Приталенное, как платье Хестер, без рукавов, но с квадратным вырезом, не декольтированное, с белой кружевной каймой по всей юбке и вокруг шеи. Я надела жесткую нижнюю юбку, волосы падали естественными волнами вокруг лица.
Я тщательно и не чрезмерно наложила косметику. Спрятала в небольшую вечернюю сумочку пудреницу, расческу, помаду и пару монет. В семь двадцать пять накинула на плечи подаренной матерью на прошлое Рождество бархатный плащ. Затем дожидалась на лестничной площадке, пока ровно в семь тридцать не раздался дверной звонок.
Я слышала, как Чико пересек зал и открыл дверь. Затем, как Хестер, медленно спустилась по лестнице, плащ свободно падал за спиной, на полдороге я сняла его и перекинула через руку.
Несколько секунд мистер Фицджеральд молча смотрел на меня. В белом смокинге он выглядел красивым и статным. Чико деликатно удалился на расстояние за пределами слышимости, и я остро ощутила, что мы с мистером Фицджеральдом остались наедине. Сознавала, что некоторая часть меня хочет притвориться, что это нормальное свидание, что мистер Фицджеральд пригласил меня, потому что хотел, а не потому, что так требовали служебные обязанности.
Мне казалось, что я вижу, пока спускаюсь, как целая гамма разнообразных выражений пробегает по его лицу. Сначала я думала, что он доволен моей точностью и внешним видом — возможно, даже немного больше, чем доволен. Свет в зале придал его лицу обманчивую нежность. Ближе я заметила знакомое напряжение вокруг рта и челюсти и его глаза, далекие от даже намека на какое бы то ни было выражение мягкости. Что он смотрит на мое платье не только с ненавистью, но словно я специально рассчитывала на такую его реакцию. И надела это исключительно с целью раздражить его. Мы обменялись самыми краткими приветствиями. Он протянул руку за моим плащом, затем сказал тихим, но смертельным голосом, тщательно сдерживаясь, чтобы не слышал Чико: