Я остановилась за ее плечом, но даже так мне казалось, что я слишком близко к краю. Хотелось отойти подальше, но я уговорила себя держаться.
– А ты бесстрашная? – спросила я, хотя, глядя на то, как Гвен сидит на краю скалы, словно в этом нет ничего необычного, могла бы и сама догадаться.
Ее губы растянулись в улыбке, а в глазах блеснул коварный огонек.
– О да, – ответила она. – Я буду бесстрашным глупцом до самого последнего вздоха. Этого уже не изменить.
11
В Камелоте тихо.
В моих воспоминаниях все иначе: Камелот постоянно шумит, торговцы расхваливают свой товар, на улицах играют дети, отовсюду пахнет жареным мясом и картошкой. Но сейчас на улицах нет никого, а воздух недвижим. Это город-призрак.
Когда мы приближаемся к замку, навстречу нам выходит человек в грязном сером плаще, сгорбленный, с клюкой в руке.
– Сэр, – обращается к нему Артур, останавливая лошадь, и мужчина резко и удивленно поднимает голову.
– Что вы здесь делаете? – охает он.
Артур оглядывается на нас, а потом пожимает плечами.
– Мы ищем волшебника Мерлина. Не знаете, где он может быть?
Мужчина не отрывает от Артура взгляда, а потом начинает смеяться так сильно, что все его тело сотрясается.
– Мерлин? – повторяет он. – Вы ищете Мерлина?
– А вы его знаете? – с надеждой спрашиваю я.
– Ага, – выдавливает мужчина сквозь смех. – И короля Утера тоже. Мы тут все дружили.
Артур привык к прямым ответам фейри и потому не понимает сарказма. Я качаю головой.
– Он не поможет нам, – объясняю я. – Пойдемте, кто-нибудь в замке должен…
– Постойте, мисс, – вклинивается вдруг мужчина, выпрямляется и перестает смеяться. – Я не знаю Мерлина лично, но, так уж вышло, знаю, где его отыскать.
– И где же? – спрашивает Моргана.
Мужчина обводит рукой пустой город.
– Там же, где и всех остальных – на коронации нового короля, прямо в тронном зале. Я бы тоже пошел, но на что там смотреть… если видел одну из них, считай, видел их все.
– Коронация? – обрываю я паникующим голосом. – Но это невозможно! Чья коронация?
Мужчина приподнимает свои кустистые брови.
– Ну как же, наследного принца, – он говорит медленно, как с безумцами. – Принца Мордреда.
Для других это всего лишь имя – Нимуэ упоминала о нем как о брате-бастарде Артура и новом муже Моргаузы. Но мне знакомо еще и лицо. Оно являлось мне в видениях и на моих гобеленах, прежде чем я их распускала – словно этого было достаточно, чтобы стереть все его деяния, все его бесчисленные предательства. Я виделась с ним лично лишь раз, но и этого хватило.
Я упираю пятки в бока своей лошади и пришпориваю ее, торопясь во дворец.
– Вперед! – кричу я через плечо. – Нельзя терять время!
Из-за Мордреда погибнет Артур.
По крайней мере, именно он нанесет последний удар.
На самом деле все начнется в тот миг, когда Моргана предаст Артура. Или, если уж называть вещи своими именами, в ту секунду, когда он предаст ее. Когда Гвен и Ланселот отвернутся, умрет еще одна его часть. И в битву устремится пустая оболочка.
Все закончится на поле битвы, в гуще людских теней. Тысячи криков наполнят воздух, но голос Артура к ним не присоединится. Он не начнет плакать или просить о пощаде. Он посмотрит на Мордреда, и взгляд его, будто лишенный эмоций, наполнится решимостью – словно он может победить его прямо так. Но еще в глазах Артура мелькнет вызов.
«Закончи это», – скажет этот взгляд. Это тоже своего рода мольба, ведь Артур знает – ему не выиграть. Он почувствует приближение смерти, и это будет для него милостью.
Артур пожалеет лишь о том, что гибнет в одиночестве.
Даже сквозь шум битвы я слышу, с каким звуком войдет клинок Мордреда в тело Артура. Такое чувство, что он пронзил и меня.
Глаза Артура будут искать в окружающем его аду знакомое лицо, но никого не увидят.
«Я здесь, – хочу сказать ему я. – Я с тобой. Ты не один».
Но меня нет там, рядом с ним. И он сделает свой последний вздох в одиночестве, с непроизнесенным именем на губах.
В тронном зале полно народа: все хотят посмотреть на человека, который станет их новым королем – если я ему позволю. Позади сгрудились самые бедные жители Камелота, разодетые в свои лучшие наряды, пусть даже простые и заношенные. Толпа здесь такая плотная, что нам никак сквозь нее не пробиться.