Проклятое дитя…Всю жизнь он слышал в свой адрес лишь это. Лишь постоянное сочувствие окружающих его собственным родителям, лишь презренные взгляды братьев и сестер, лишь гнев отца за проклятого ребенка и страх матери, когда в нем, наконец, проснулась сила. Здесь не было места любви. Здесь не было желания наслаждаться жизнью, в которой ты бельмо на глазу. Бирюзовые глаза…У горгон они символизируют не красоту и уж тем более не избранность. Это уродство. Аномалия, показывающая, что в бренном теле живем всепоглощающее голубое пламя. По легенде этой силой обладал древний демон, жаждущий смерти всему живому, и Давен, не неся злых умыслов, невольно стал символом погибели. Больше всех он ненавидел людей. Расу, к которой судьба постоянно относилась с особым благоговением. Та самая судьба, что лишила его обыденной жизни. Наверное, именно поэтому он пожелал мести. Наверное, именно поэтому согласился присоединиться к организации, что выступила против мира с людьми. Наверное, им двигала зависть. Ведь именно он направил строй через горы гарпий, чтобы те убили человеческих послов. Он знал, кто на самом деле убил того кентавра, знал эту девушку с рогами, в глазах которой была лишь жажда убивать. И что же стало потом?
А затем судьба лишь рассмеялась. Улыбнулась в лице человеческой девушки, что спокойно посмотрела в его проклятые глаза. С издевкой повертела перед ним все его деяния, пронеся всего лишь одну истину – нужно уметь ждать. С издевкой выскочила стеной перед человеком, которого должны были казнить, с издевкой спасла тех, кого уже могло бы не быть в живых. И с обворожительной улыбкой сейчас обращалась к нему, как к верному другу, которому всегда была готова протянуть свою хрупкую ладонь. Как же паршиво он себя чувствовал. И, пускай Рагнар первым обо всем догадался и великодушно простил в обмен на изложенную информацию, горгон понимал, что искупать собственные грехи ему придется еще очень долго. Но он готов. Готов, лишь бы оставался этот единственный человек, что от него не отвернется.
– Нет…
– И мне, – Медея качнулась с пяток на носки, игнорируя намеренно громкое кашлянье экуора. – И небо сегодня такое красивое.
– Красивое? – Давен удивленно посмотрел вверх. Он никогда не понимал любования ночным небом, но девушка рядом с ним заворожено смотрела на яркие звезды, что маленькими точками отражались в её глазах. И лишь этим он бы хотел любоваться…
– Да. У тебя у самого глазки, как звездочки, – виконтесса хихикнула, тыкнув пальчиком в мужскую щеку. Кашель вдалеке перерос в хроническую форму.
Давен улыбнулся. Просто разговор, детское дурачество, а на душе стало так тепло, так радостно от того, что спустя столетия он может вот так беззаботно и спокойно посмотреть кому-то прямо в глаза. После того, как Медея начала постоянно общаться с ним, за ней, словно беря пример, подтянулись и остальные. И, пускай другие люди не решались смотреть ему в глаза, теперь горгон ни единую минуту не чувствовал себя одиноким. Хотелось обнять её, сказать простое «спасибо» - единственное, что он мог сделать сейчас, но позади надвигались темная туча, в виде приближающегося экуора. Давен улыбнулся еще шире: ревность повелителя странным образом забавила и поднимала настроение.
– Нам пора спать, – Рагнар поднял девушку на руки, против воли унося её в сторону главного шатра.
Горгон с некоторой насмешкой махнул виконтессе рукой, наблюдая, как та с недовольным лицом пытается отпихнуться от своего суженого. Но от судьбы не убежишь. Знала ли она, что повелитель даже письмо послал, в котором приказывал подготовиться к свадебной церемонии?
***
Пустошь. Темная и всепоглощающая. Серая потрескавшаяся земля, от которой медленно поднимается дым. Это напоминает пепелище, и то, что кажется песком, на деле чей-то прах. Нога наступает на ветку. Та с хрустом ломается под тяжестью идущего тела. Взгляд опускается вниз – под ногой треснутая кость. В сером безжизненном небе пролетает ворон, держащий в клюве собственное перо. Он садится на ветку огромного дерева, чьи ветви в спасительном жесте устремляются вверх. Могучие корни, вылезшие из земли, обрублены и политы кровью, текущей в многочисленных трещинах земли. Женская рука, дрожа, пытается дотянуться до сухой коры, но ворон пронзительно кричит, выпуская из клюва черное перо.
Страшно. Рука покрывается черными пятнами, что разъедают кожу до костей. Страшно, но не больно. Под ногами дрожит земля, и босые ступни, омытые чужой кровью ступают по пепелищу. Серый прах поднимается потоками ветра, устремляясь прямо в лицо, и на мгновение наступает тьма. Перед глазами всплывают изуродованные трупы мужчин, попавших когда-то в руки гарпий. Но здесь не только они. Прах, летающий по пепелищу подобно песчаной буре, вновь опускается наземь, открывая вид на кладбище. Вот только трупы здесь не закопаны, а разорванные лежат рядом с ямами, что выкопаны для них. Словно кто-то дал им шанс уйти из этого мира, но погибшие не успели и не смогли.