На улице было утро. Сырое, промозглое такое частенько бывает в горах. Низкие тучи словно слизывают вершины гор, ярятся под напором ветра. Хотя здесь, возле часовенки ветра нет. Узкая лестница ведет вниз, где нас дожидается экипаж. Та же черная карета с эмблемой рода на дверце, неподвижный кучер и недовольно бьющая копытом по земле лошадь. Вот же выдержка у человека, всю ночь тут просидел? И как незаметно смыться?
Я оглянулась на часовенку, посмотрела на сверкающее драгоценностями платье и решила, что нужно на пропитание пару камешком оторвать. Нардейлы не обеднеют, а я сразу с голоду не помру. Назад также кралась, но, прежде чем к платью нагнуться, засмотрелась на дракона. Красив чертяка и… мужествен. Тело прекрасное и очень выносливое, ночью проверила. Я хлопнула ресницами, и чего, спрашивается, пялюсь? Вот как проснется и будет тебе Тамара еще один марафон, только по бегу. Не простит мне этот аристократ, что я его прокляла. А я прокляла?
С ужасом понимаю, что прокляла. Так, я опять встала и осмысленно посмотрела на спящего дракона. Длинные ресницы дрогнули, но глаза не открылись, дальше спит. Да твою дивизию, Тамара хватит на него глазеть! Ах, да, проклятие! Я помню, что говорила ночью на фейском, я его проклинала любить меня вечно, может, для этого мира это и не проклятие вовсе, но я, как подумаю о вечности с каким-то козлом, который меня в грош не ставит и волосы на голове шевелится начинают. А вот слово закреп я забыла. Я стукнула себя ладошкой по щеке, получилось слишком звонко, и я замерла, боясь вдохнуть. Как можно забыть слово закреп?! Ты же фея Тамара! А, вот вспомнила, я же себя и прокляла его забыть, чтобы не было соблазна отказаться от этих вечных уз.
Ну гадство то какое! Может, в тот момент это не я была, а настоящая фея. Ту, что призвала Ассамар. А я тогда, почему все помню? В общем, слишком много вопросов, а муженёк скоро проснется и прибьет меня. Я опять присела и стала откручивать камень, небольшой, чтобы его пропажа в глаза не бросалась. Открутила и на цыпках пошла к выходу. Грехи мои тяжкие, надо же так попасть! Нет бы принца прекрасного, да дворец белоснежный… ай, я замерла, потому что прикрывающая меня рубаха, потянула меня назад, я с ужасом поняла, что меня схватил дракон. Медленно оглядываюсь назад и выдыхаю, зацепилась за кусок упавшей крыши:
‒ И куда ты собралась? ‒ слышу над ухом хриплый голос.
Подпрыгиваю на метр вверх, фырчу, как настоящая кошка, и бью наотмашь, резко отросшими когтями по драконьей морде.
Дракон даже не дернулся. По его щеке закапала кровь, но раны тут же затянулись, вот это здоровье. Я замерла как кролик перед удавом, спрятала руку с когтями за спину, потом подумала, руку с камнем тоже спрятала.
‒ Фея, ‒ вдруг хмыкнул дракон, ‒ живая фея.
‒ Ты все не так понял, ‒ я сделала шаг назад, а сама лихорадочно думала, помнит ли дракон, что я его прокляла, может, все же я его не проклинала? В голове такая каша, что я сама уже не понимаю, что вчера было.
‒ Все я прекрасно понял Ассамар, ‒ голос дракона стал волнительно горловой, от которого у меня мурашки по коже пробежали, ‒ за несколько тысяч лет первая фея. Выпусти крылья! ‒ приказал он.
‒ Я не могу, ‒ испуганно сделала шаг от этого сумасшедшего. Из памяти Ассамар помню, что фей, драконы ненавидят и убивают, но что-то я не вижу ненависти у дракона. Скорее радость, словно у малыша появилась новая игрушка.
‒ Дефективная фея? ‒ удивился дракон, ‒ Я видел вчера крылья, ‒ Валентайн словно только понял, что мы стоим посередине разгромленной родовой часовни, и заметил умершего жреца, ‒ Дед будет зол, он любил Вариуса, но старикану давно пора было на покой. Пошли жена фея, сегодня бал в честь нашего соединения, и ты там будешь главной зрелищной вещью.
Дракон схватил меня за руку, насильно открыл ладонь, рассматривая камень, который я открутила с платья, хмыкнул:
‒ У тебя будет много камней, если тебе они так нравятся фея, но только после того, как ты покажешь свои крылья.
Я отчаянно пискнула, когда он потянул меня за собой, как-то не прельщало меня быть вещью для зрелищ. Ящеру было все равно на мои страдания и сомнения. Он споро тащил меня по лестнице к карете, совершенно не стесняясь своего голого и возбужденного вида. А я, боялась слово против сказать, стало страшно, что я одна в огромном чужом мире. Без друзей поддержки родных и вообще без знаний, что вокруг творится.