— Это мое обычное лицо. Это совсем не смешно.
Ее губы приподнимаются, скорее тень, отбрасываемая улыбкой, чем реальная вещь, но все равно это долгожданная вспышка юмора.
— Как скажешь, дракон.
— Калос.
— Я должна оставаться достаточно увлажненной, пока не вернется прилив… Калос, — ласково говорит она мне, продолжая копать.
То, что она проявляет такую заботу перед лицом таких ужасных обстоятельств первого дня брака, унижает меня. Я не заслуживаю ее доброты, и это наводит на мысль, что хотя она и русалка, что-то такое, что мой вид без колебаний поглотил бы, она вполне симпатичное существо.
И я имею в виду то, что выходит за рамки того, как она, вероятно, выглядит на вкус.
Даже если бы материя могла быть обращена вспять — а это невозможно — я не верю, что смогу когда-нибудь проглотить морскую деву после этого.
(Хотя я определенно могу съесть тритонов. Если не считать их удивительно сильных ударов молотком, я даже не страдал от несварения желудка).
Часть меня знает, что я должен забрать Аделлу обратно в ее бухту, но только что спаренный дракон не делится своей парой. Это небезопасно, даже если единственные угрозы — это братья и сестры этой русалки. Особенно если эти другие самки попытаются отвратить от меня мою пару.
И почему бы сестрам не попытаться спасти ее из лап дракона?
Конечно, они только взглянут на нее и попытаются заставить ее уплыть. К сожалению, в этом сценарии русалки могут задерживать дыхание в глубине гораздо дольше, чем дракон.
Я не смогу вернуть Аделлу обратно, если она сбежит от меня.
Я не могу потерять свою пару теперь, когда она у меня есть. Не имеет значения, что я недолго наслаждался ею; она моя пара. Потерять ее — значит погубить себя.
Но больше всего я боюсь, что заберут ее обратно в семью — удовлетворяя свою потребность угодить ей — только для того, чтобы почувствовать, как вспыхивают мои защитные инстинкты, и в безумной ярости я могу уничтожить ее сестер, которые пытаются принять меры, чтобы спасти ее от меня.
Если я уничтожу ее близких, Аделла возненавидит меня.
Я хочу всем своим существом, чтобы она была счастлива, но мне нужно, чтобы она осталась со мной. Мы даже свернулись калачиком, чтобы заснуть, и я образовал живую стену вокруг Аделлы, когда она пыталась удержаться в засыпанной солью яме, которую я сумел неуверенно помочь ей выкопать.
Аделла заметила, что у меня дрожат обе пары лап. Я видел это в ее встревоженном взгляде. Но она не настаивала, чтобы остановился, и я бы не стал этого делать, даже если бы она попросила. Ей нужна вода, а со мной что-то не так, но я не знаю, что. Я рад, что не попытался унести ее отсюда, потому что теперь я знаю, что мне это не удалось бы. Но это не безопасно.
Прежде чем Аделла засыпает рядом со мной, она делает это тихо, но мои уши улавливают заминки в ее дыхании.
Она тихо плачет.
Мое сердце сжимается, огромная мышца сжимается достаточно болезненно, чтобы я потер чешую на груди, чтобы облегчить это ощущение.
В нашу первую ночь супружества моя самка не получает удовольствия и удовлетворения, как подобает новоиспеченной супруге. Это просто немыслимо.
Как ее супруг, особенно во время брачной лихорадки, я должен был бы посвятить все свое внимание утолению нашей похоти и удовлетворению наших потребностей в движении. Я не обеспечиваю ее должным образом, и мне приходится винить только себя. Когда я лежу, свернувшись вокруг нее, прижимая свой хвост все ближе и ближе, пока он не коснется ее, и стараясь не чувствовать укола печали, когда она пытается не вздрогнуть от прикосновения моего хвоста, я клянусь всем, что есть во мне дракона, что с первыми лучами солнца я должен прийти в себя достаточно, чтобы доставить ее в новый залив, бухту или куда угодно, где достаточно проклятой морской воды.
Без всякого предупреждения я превращаюсь в мужчину.
Это так неожиданно и так тихо, что я в шоке смотрю на себя, а Аделла ничего не понимает, пока не смотрит на меня краем глаза — и вглядывается.
— Калос? — задыхается она, и это вопрос, как будто она пытается примириться с тем, как мужчине удалось подкрасться к взрослому дракону и бесшумно подкрасться к его паре.
— Ага, — подтверждаю я, отводя взгляд от покрытых чешуей человеческих рук с почти тупыми человеческими когтями. Я бросил изумленный взгляд вокруг нас — потому что все только что стало гигантским.
Либо так, либо я просто сжался до чего-то беззащитно маленького.
Мне претит сама эта мысль. Я — дракон — и мне никогда не следует знать, каково это — быть маленьким.