Но когда лихорадка спадает, Калос не становится холодным или равнодушным. И мое сердце доверяет ему достаточно, чтобы заставить меня сделать самую глупую вещь.
Я начинаю испытывать к нему чувства.
Глава 10
Калос
Свет едва коснулся входа в последнюю пещеру, которую мы назвали домом, когда я закончил будить Аделлу, положив голову ей между ног.
Затем я лег на ее нижнюю половину, сложив руки на груди, наслаждаясь видом ее насытившегося тела, распростертого подо мной, и все ее мышцы расслабились.
Она улыбнулась мне.
— Ты выглядишь таким гордым прямо сейчас, — сказала она.
Я целовал ее живот, заставляя ее шелковисто-мягкую плоть подпрыгивать от прикосновения моих губ.
— Я очень горжусь собой. Я доставил удовольствие женщине, которую люблю.
Глаза Аделлы наполнились блеском. Именно тогда она выпалила.
— Калос, я тоже тебя люблю.
А потом она выглядела так, словно наступила на хвост старейшине. Ее глаза округлились, рот приоткрылся.
— Нет… — выдохнула она про себя, как будто не могла поверить в то, что только что произнесла.
Но она это сказала.
Она действительно так думала.
Я поспешно сажусь. И когда она пытается крабьей походкой выбраться из-под меня, я приземляюсь на нее, ловлю, хватаю за запястья и закидываю руки за голову.
Она раздвигает свои ноги, чтобы (и ей не нужно усердно работать над этим, кревк’д) побудить мой член стать более заинтересованным в том, чтобы его приветствовали внутри ее тела, а не обсуждать это развитие, о котором я молился. Против чего она так отчаянно боролась.
Но я отказываюсь отвлекаться.
(Мой член врезается в ее отверстие, и мое зрение становится сверхновым — но я лижу ее ключицу и щиплю ее, пока у меня не хватает самообладания, чтобы не войти в нее).
— Аделла, — начинаю я.
— Я вовсе не это имела в виду! — она кричит, ее глаза смотрят куда угодно, только не на мое лицо.
— Почему ты боишься признаться в этом? — спрашиваю я, искренне озадаченный, и, если честно, также стараюсь не чувствовать, как она вонзает меч между моими четвертым и пятым ребрами каждый раз, когда пытается отрицать свои чувства ко мне и дистанцироваться.
Но Аделла, должно быть, видит, как боль от ее отказа окрашивает мое лицо, потому что она морщится и крепко зажмуривается.
— Дело не в тебе, Калос. Это…
Она закусила губу и яростно затрясла головой.
— Если русалка влюбляется, она следует за мужчиной куда угодно.
Аделла хмурится, блестящие глаза встречаются с моими, выглядя почти такой же пораженной, как в тот первый день, когда я сказал ей, что я ее пара.
Я полагаю, что это почти то же самое, потому что я думаю, что Аделла понимает, что она также действительно моя.
— Я никогда больше не увижу своих сестер, — прерывающимся шепотом говорит она. — Я никогда не буду гоняться за ними по морю, как раньше. Даже если бы я могла, это уже никогда не будет прежним. Вместо этого я всегда буду хотеть быть с тобой.
Отпустив одно из ее запястий, я провожу пальцами вниз по ее лицу, убирая ее волосы от того места, где они прилипают к влажным уголкам глаз, к щеке.
— Тогда это действительно справедливо. Потому что, если бы у меня сейчас были крылья, я бы никогда не улетел от тебя. Летать с тобой, но никогда не уходить, Аделла. Ты моя, и мне все равно, если ты еще не готова это услышать, но я горжусь тем, что ты объявила меня своим.
Мои слова, кажется, ошеломили ее.
— Я не могу поверить, что у меня есть дракон.
Я наклоняюсь ближе и прижимаюсь носом к ее губам.
— И, тем не менее, ты это сделала, — самодовольно возражаю я.
Моя рука собственнически обхватывает распухшее, сочащееся медом месиво, которое она позволила мне сделать между ее ног. Снова.
— Совершенство.
Она щиплет меня за бок.
— Тебе вовсе не обязательно ухмыляться этой маленькой ухмылкой, когда ты объявляешь об этом!
— Я этого не делал.
В этом не было ничего «маленького». Во мне нет ничего маленького. Я раздвигаю ей колени, намереваясь доказать это столько раз, сколько ей захочется.
— Ты тоже! Я чувствую это на своем лице…
Я украдкой целую ее.
— Губы, — заканчивает она, стараясь не улыбнуться. И…
Я снова целую ее. Вместо того чтобы дать ей возможность заговорить, я говорю прямо ей в рот.