- Я готов.
Багдасарьян метнул на него быстрый взгляд.
- Это не так просто, как вы, по-видимому, воображаете, товарищ...
- То есть?
- Мне было бы несложно вас убить, но я отказываюсь действовать по собственной инициативе... Такие вещи решают наверху.
- Так позвоните шефу! Чего канителиться-то?
Армянин пожал плечами:
- Я не знаю шефа, Гарри Комптон.
- Не морочьте мне голову!
- Я знаю лишь человека, от которого получаю приказы, но над ним есть другой, и его мало кто из нас видел... во всяком случае, не я... А от него-то в конечном счете и зависит ваша судьба.
Багдасарьян производил впечатление человека медлительного, но сейчас он одним прыжком соскочил с дивана.
- Сидите здесь, Петр Сергеевич, и ждите моего возвращения!
- А куда, по-вашему, я мог бы уйти?
16 часов 30 минут
В помещении за лавкой бакалейщика, оказывавшего им гостеприимство, Тер-Багдасарьян, сидя напротив улыбающегося Федора Александровича Баланьева (причем от этой улыбки у него кровь стыла в жилах), пересказывал исповедь Комптона. Дослушав до конца, русский вздохнул:
- Все это крайне неприятно, дорогой Багдасарьян... во-первых, из-за ваших планов, которые, по-моему, оказались под угрозой... а во-вторых, потому что нам, очевидно, придется избавиться от целого ряда товарищей...
Армянину показалось, что его сердце сжала ледяная рука.
- Эти бристольские информаторы - просто болваны! Как они могли рекомендовать нам этого типа? Ладно, пусть поучатся, что такое чувство ответственности, в Сибири! И я сильно опасаюсь, дорогой Багдасарьян, как бы вам не пришлось их сопровождать...
- Мне?
- Вы продемонстрировали весьма прискорбное отсутствие чутья, дорогой Багдасарьян... я бы даже сказал, пагубное...
- Но как же я мог предвидеть, товарищ комиссар, что этот тип так стремительно впадет в мелкобуржуазную сентиментальность?
- Дорогой Тер-Багдасарьян, вам не хуже моего известно, что в нашей стране дар предвидения - необходимое условие выживания... Если я доложу о вашем промахе, дорогой Тер-Багдасарьян, наверняка найдутся люди, которые припомнят, что до тысяча девятьсот пятьдесят третьего года у себя в Ереване, в своей родной Армении, вы никогда не упускали случая воспевать Сталина... Помните, дорогой Тер-Багдасарьян, с каким энтузиазмом вы воспринимали культ личности?
- Так то до пятьдесят третьего, товарищ комиссар!
- Вся сила нашего законодательства в том, что оно не признает давности лет в отношении преступлений против государства. Вам очень нравится в Лондоне, Тер-Багдасарьян?
- Честно говоря...
- Ну да, ну да... Я слыхал, что ваш ресторан процветает и вам удается выжимать немало денег из этих свиней капиталистов-империалистов?
- Не больше, чем позволяет закон, товарищ комиссар!
Баланьев дружески хлопнул армянина по ляжке:
- Ох уж этот Багдасарьян!.. Боитесь ведь, что я отзову вас домой именем Партии?.. Жаль было бы покидать такое уютное гнездышко в Сохо и возвратиться в Армению... а то и оказаться в старой доброй Темзе, не так ли, дражайший?
- Вне всякого сомнения, товарищ комиссар.
- В таком случае, дорогой Тер-Багдасарьян, поскольку мы не можем медлить с похищением досье "Лавина", вот что вам придется сделать... и добиться успеха, если, конечно, вы не жаждете навлечь на себя крупные, очень крупные неприятности...
17 часов 30 минут
Гарри Комптон уже начал подумывать, что ожидание слишком затянулось. Армянин ушел больше часу назад. Внезапно тот вырос перед ним, хотя молодой человек не слышал, как он вернулся. Гарри сразу заметил расстроенный вид ресторатора, чье дурное настроение немедленно сказалось на нем.
- По вашей вине, Петр Сергеевич Милукин, я рискую погибнуть самым скверным образом, а главное - гораздо раньше срока. И только потому, что на меня возлагают ответственность за все ваши глупости! Но имейте в виду, я вовсе не собираюсь умирать! Я виделся с тем человеком. Излишне говорить, что он крайне недоволен вами, но операция уже начата, и мы никак не можем изменить ее ход. Все уже размечено, и главные действующие лица получили предупреждение. А потому волей-неволей вам придется продолжать и добыть для нас досье "Лавина".
- Я отказываюсь!
- Отказываетесь, Петр Сергеевич?
- Я чувствую, что не гожусь в шпионы, и, кроме того, в конечном счете, пожалуй, предпочту жить в Англии, а не в СССР.
- Правда? А вам не кажется, что это решение малость запоздало?
- Во всяком случае, никто и ничто не заставит меня передумать!
- О, вы ошибаетесь, Петр Сергеевич... Я это сделаю!
- Вы? И каким же образом?
- Да очень простым, Петр Сергеевич. При первой же попытке неподчинения с вашей стороны, при малейших признаках дурных намерений очаровательная мисс Лайтфизер отправится в мир иной!
- Вы не посмеете!
- Еще как посмею, дорогой Петр Сергеевич! А чтобы доказать вам, что мы ни перед чем не отступим, сегодня вечером, когда вы поведете свою Пенелопу в кино, я прикончу ее драгоценную мамашу.
- Но... за что?
- Да просто потому, что она имела несчастье слышать ваши излияния. Добавлю кстати, что, если вы тем или иным способом помешаете мне выполнить эту миссию, мое место немедленно займет другой, но начнет он с мисс Лайтфизер, а уж потом отправит дорогую старую маму следом за дочкой. У нас тоже есть культ семьи, ясно?
- Какой же вы подлец, Багдасарьян!
- А иначе как бы я выжил, кретин несчастный?
- А что, если я вас убью?
- Даже если бы у вас это вышло, в чем я глубоко сомневаюсь, это означало бы приговорить к смерти мисс Лайтфизер. Никто не заставлял вас перейти на нашу сторону, Петр Сергеевич Милукин, так ведь? Нам и в голову не приходило вас искать. Нет, вы пришли к нам сами, по доброй воле, отлично зная, что обратного пути нет. Если бы вы внимательно изучали марксизм-ленинизм, ни за что не поддались бы каким-то жалким угрызениям, порожденным религией, этой служанкой капитализма. В борьбе, которую мы ведем, нам нужны не любители романов-фельетонов, а люди, свободные от всяких реакционных предрассудков. Вы заявили, будто принадлежите к числу последних, и мы вам поверили. А у нас не принято допускать даже мысль о возможной ошибке. И зарубите это себе на носу, Петр Сергеевич. Вы станете Героем Советского Союза и при желании сможете сделать мисс Лайтфизер достойной гражданкой нашей страны!
- Но как же ее мать?
- О ней больше и речи быть не может! Вы неблагодарны, дорогой товарищ... Вас, между прочим, избавляют от будущей тещи... Следовало бы спасибо сказать, разве нет? Подумайте обо всех тех, кто был бы счастлив, окажи мы им подобную услугу!
20 часов 00 минут
Гарри Комптон чувствовал, что встретиться с матерью Пенелопы - выше его сил. Ни за что он не сможет беззаботно болтать с этой славной женщиной, зная, что ее в ближайшие несколько часов убьют. Как же он посмотрит ей в глаза? Каким образом, пригласив Пенелопу в кино, смотреть, как девушка прощается с матерью, нисколько не догадываясь, что больше не увидит ее живой? Гарри опасался, что не сможет скрывать правду, весь вечер проведя наедине с девушкой. А возвращение?.. Посмеет ли он проводить ее и поддержать в ту минуту, когда она обнаружит тело миссис Лайтфизер? Это будет тем ужаснее, что Тер-Багдасарьян наверняка пустит в ход нож... И однако Гарри должен выдержать это кошмарное испытание ради спасения Пенелопы. Он слишком хорошо знал, что те люди ничего не забывают и не прощают.
Молодой человек поднимался по лестнице очень медленно. Он задыхался, в горле пересохло от мучительной тревоги, сердце стучало как бешеное - Гарри нес свой незаметный со стороны крест и пошатывался под его тяжестью. И однако он жаждал, чтобы лестница никогда не кончилась.