Какое-то время Эйприл не слышала, бьется у нее сердце или нет. Она посмотрела на Джереми.
– Вы получили больше, чем рассчитывали, Эйприл, – разбили ему сердце. И мне тоже.
С этими словами ушел.
Эйприл сидела в кресле, ничего не замечая и не чувствуя. Жизнь рассыпалась на кусочки прямо перед ней. Огонь в камине куда-то отодвинулся, и она оказалась в сгущающейся темноте. Она смотрела на пламя сквозь слезы.
Из темноты за ней наблюдали два внимательных глаза.
– Представляю, как вам было трудно.
– Я ненавижу вас за то, что вы заставили меня это сделать.
– Это было необходимо.
– Вы понятия не имеете, чего мне стоило это признание.
– Начнем с того, что все это выдумка.
Она опустила голову.
– Я не хотела никому причинять вреда. Меньше всего им. Они не заслужили моего предательства.
– Нет, не заслужили.
– Получается, что вы все знали с самого начала?
– Это важно?
Нет, не важно. Уже не важно. Она запятнала себя как воровка и лгунья. Она преступница, которую вывели на чистую воду. Она потеряла все. Но еще не за все заплачено.
– Я понимаю, что вы вынуждены отдать меня под арест. Но отпустите Дженни. Все это придумала я. Она здесь ни причем.
– Она сообщница преступления.
Слезы брызнули у Эйприл из глаз.
– Я втянула ее в это. Она всего лишь согласилась помочь мне. Вам нужна я одна. Отпустите ее. Пожалуйста.
Из темноты не доносилось ни звука, потом она услышала:
– Я обдумаю, какое вы понесете наказание. А пока что вы обе не смейте выходить из вашей комнаты. Мы поговорим завтра.
Глава 7
Сон в ту ночь никак не приходил. Эйприл лежала в постели и смотрела на богато обставленную спальню, которая теперь стала ее тюрьмой. Слишком поздно она поняла одну истину – красота, окружающая знатную даму, всего лишь красота позолоченной клетки. Кровать с пологом, мраморная ванна, украшенная камнями королевская расческа – все это потеряло свою привлекательность. Ее неожиданно обретенная семья, ее свобода, да и сама жизнь висели на волоске. В этой комнате ее больше ничто не привлекает и ничто недорого.
Нет. У нее есть Дженни. Эйприл взглянула на заплаканное лицо спящей подруги. Если что-нибудь случится с Дженни, она никогда себе этого не простит.
Наконец, уже после рассвета, измученная Эйприл погрузилась в беспокойный сон. Когда спустя несколько часов ее разбудил стук в дверь, ей показалось, что проспала она всего пять минут.
Это была Сьюзен, горничная.
– Хозяин требует вас к себе в кабинет.
«Хозяин требует»!
Как же она беззащитна! Обман обеспечивал ей защиту Джоны и сдерживал Райли. А без защиты герцога ее положение стало прежним: своенравную судомойку требует к себе хозяин.
Вскоре Эйприл уже стучала в дверь кабинета.
Райли сидел за письменным столом и выглядел очень грозным. Перед Эйприл сейчас был судья окружного суда, маркиз Блэкхит, наследник герцога Уэстбрука, член палаты лордов, девятнадцатый претендент на английскую корону. Ее тюремщик.
Она встала перед столом красного дерева.
– Вы посылали за мной?
Райли откинулся в кресле, сцепив руки на коленях. На нем был безукоризненный синий бархатный сюртук и темно-серый жилет, на шее – серый шелковый галстук.
– Нам необходимо обсудить ваше ближайшее будущее. Садитесь.
Вот так. Даже не сказал «пожалуйста». Вежливость ушла в прошлое. Теперь она всего лишь служанка, и оказывать ей уважение не обязательно. Но Эйприл проглотила гордость, потому что сейчас перед ней была одна единственная цель.
– Милорд, я приму любое наказание, которое вы сочтете справедливым, но я настаиваю на том, чтобы вы немедленно отпустили Дженни.
Он удивленно поднял бровь.
– Вы не в том положении, чтобы на чем-либо настаивать. На вашем месте я бы попридержал язык.
От собственного бессилия у Эйприл сжало горло, снова ей указали на место, и снова она обречена проявлять покорность перед теми, кто стоит выше ее. Злые слезы готовы были брызнуть из глаз и выдать ее слабость. Райли внимательно и с любопытством смотрел на нее.
– Каждый месяц я разбираю много дел, – сказал он. – И большинство заключенных мужчины, попадаются и женщины – почти всегда это преступления семейного характера. Вы весьма заинтересовали меня, Эйприл. Шантаж, воровство, обман… обычно это несвойственно женщинам. Да и вообще подобное преступление необычно для кого угодно.
– Милорд, возможно, вы согласитесь, что и я не совсем обычная.
Он не сразу ответил, продолжая задумчиво ее изучать.
– Согласен. Но почему юная девица пошла по столь необычному пути? При вашем уме наживаться таким извращенным способом… Это просто непостижимо.
– А для чего другого я могу использовать свой ум? Судомойке сообразительность не только не нужна, но и вредна. А сама судомойка нужна до той поры, пока у нее не отсохнут руки, а потом… ее можно выгнать вон.
– Весьма слабый довод в вашу пользу. Думаю, участь судомойки не так ужасна, как угроза заключения в тюрьму.
– Разумеется, ужаснее.
– Что вы сказали? – не понял он.
Она сдвинула брови.
– Мое прошлое пугает меня не меньше, чем будущее.
Райли подался вперед:
– Вы хотите сказать, что не сожалеете о содеянном?
Эйприл моргнула и, помолчав, ответила:
– Единственное, о чем я сожалею, так это о той боли, которую причинила людям, мне небезразличным. Но мне слишком дорого стоило убежать от той, другой жизни. Я не хочу возвращения прошлого.
– Вы предпочитаете быть повешенной в Ньюгейте за мошенничество, чем снова стать прислугой?
Эйприл вздохнула:
– Милорд, это одно и то же. Либо я должна расстаться с жизнью, либо должна прекратить жить.
– Звучит немного театрально. Основная рабочая сила в Англии – это те, кто находится в услужении. В одном только Лондоне их тысячи. Что же в этом такого невыносимого?
– Позвольте мне задать вопрос вам, милорд. Почему вы избрали карьеру адвоката?
– Я всю свою жизнь хотел заниматься тем, что связано с законом, – удивившись, ответил Райли.
– Почему?
Он на секунду задумался.
– Потому что презираю несправедливость. Еще маленьким мальчиком я замечал, что для титулованных и привилегированных особ – один закон и другой – для низших сословий. Я знал людей, которым легче страдать от преступных личностей, чем вынести хоть каплю несправедливости в судах. У меня всегда было огромное желание изменить это ужасающее положение дел в стране.
– Какие же препятствия вы видели для себя на этом пути?
Он слегка улыбнулся:
– Первое – это отец. Он всегда был недоволен тем, что я хотел изучать право. Он полагал, что должность судьи больше подходит людям не такого высокого происхождения. Но я хотел быть не только землевладельцем, какими являлись все Хоторны до меня. Я хотел, чтобы моя жизнь имела большее значение.
– Со мной произошло то же самое. Как и вы, я была честолюбива и хотела вырваться из той среды, что была мне предопределена по рождению. Но в отличие от вас возможностей у меня было мало. Женщине в моем положении не позволяется достичь материальной независимости и стать уважаемой в обществе. Мне никто не позволил удовлетворить свои желания, как удалось вам.
Райли наморщил лоб. Опровергнуть правдивость ее слов он не мог. Конечно, трагично, когда женщина, подобная Эйприл, обладает честолюбием.
– Неужели у вас не было других желаний или стремлений? – спросил он.
– Я осуществила свои желания, милорд. Пусть и на очень краткий период, но я сделала то, к чему стремилась.
Райли потер подбородок.
– Но почему именно это? Большинство молодых женщин мечтают о браке, о детях.
– Возможно, для большинства женщин этого достаточно, а я хотела чего-то еще.