– Это потрясающая возможность угодить в Ньюгейтскую тюрьму! Ты чокнутая. Да всем им наплевать на то, что они забавлялись с мадам двадцать лет назад.
– Нет, не наплевать! Таким важным шишкам? Они скорее раскошелятся на несколько фунтов стерлингов, чем допустят хоть каплю скандала.
– Эйприл, это серьезное преступление. Нас могут посадить в тюрьму!
Но Эйприл горела от нетерпения.
– Мы не совершим ничего преступного! Никто ничего не скажет. Но если вдруг нас арестуют – в суде мы расскажем все! И дневник предъявим как доказательство. Если что-то всплывет наружу, то об этом узнает весь Лондон, а ни один из благородных господ этого не хочет. Поверь мне – мы с тобой в суд не попадем.
Дженни повалилась на спинку кожаного сиденья.
– Ну, нет, я не хочу в этом участвовать. Кучер, останови кеб.
Кучер натянул поводья, и карета дернулась.
– Нет, кучер! – крикнула Эйприл и сердито взглянула на подругу: – Дженни, послушай меня. Девушки вроде нас никогда ничего не добьются, разве ты не понимаешь! Как думаешь, где нам суждено окончить жизнь? Ты хочешь стать такой, как старая Маргарет, – беззубой, умирающей от цирроза? Как раз так и кончают старые проститутки. У тебя нет будущего.
– Если меня поймают, то уж точно будущее мне не светит! Если меня не повесят, то отправят прямиком в Австралию вместе с другими проститутками. И с тобой мы никогда больше не увидимся.
Эйприл вздохнула:
– Дженни, если мы с тобой хотя бы не попытаемся, то уж точно никогда не увидимся. Мадам сказала, что если я не стану работать с остальными девочками, то она меня выгонит. А идти мне некуда. Даже если я найду работу, то на что мне рассчитывать? На жизнь прислуги? Возможно, если я буду очень усердно трудиться и буду послушной, то лет через десять – двенадцать смогу подняться до положения прачки. Но мне этого мало!
Дженни прищурилась.
– Вижу, что Гленда была права – ничего хорошего не выйдет, если станешь мечтать о невозможном!
Эйприл возмутилась:
– Почему о невозможном?! А что возможно? Всем угождать? Всем, кто выше меня? Ты не знаешь, что это такое – шестнадцать часов в проклятой судомойне, когда руки постоянно в горячей воде с содой! Не было дня, чтобы я не оттирала три сотни столовых приборов и тарелок. Знаешь что? Счастливый день никогда не наступит. Никогда! Его приблизить могу только я. Именно это я собираюсь сделать. Обстоятельства определяют наш выбор, сказала мадам. И она была права. Если у тебя сохранилось хоть немного разума, ты поймешь, что это единственный способ прекратить задирать юбки по прихоти любого мужчины.
Несмотря на то что Дженни не нравилась ее профессия, слова Эйприл ее обидели.
– А что плохого я делаю? Деньги я зарабатываю честно.
– А живешь нечестно.
– По крайней мере, я не краду.
Эйприл потерла лоб.
– Послушай, в любом случае мы никогда не станем уважаемыми в обществе. Но с деньгами-даже с небольшими – мы это уважение получим. Разве ты этого не хочешь? Ох, Дженни, я знаю, что рискую, однако я все просчитала. Обещаю – я не допущу, чтобы ты пострадала. Пожалуйста, помоги мне.
Дженни посмотрела на Эйприл – на ее лице надежда сменялась отчаянием. Эйприл привела веские доводы. Что угодно лучше, чем спать с незнакомыми мужчинами и изображать любовь, чтобы выжать из них побольше денег. Ее коробило от того, что приходится удовлетворять аппетиты мужчин, которые смотрят на нее как на низшее существо. У Эйприл все же есть чувство собственного достоинства. А может, этот план даст ей, Дженни, хоть какую-то независимость? Что ж, она поможет подруге.
– Что мне надо делать? – со вздохом спросила она.
Кеб остановился, и Эйприл с Дженни закрыли лица вуалями. Подражая Эйприл, Дженни вышла из кеба со скромной грацией дамы в трауре. Опустив глаза, они прошли по дорожке к зданию парламента и приблизились к внушительным дверям, из которых как раз в этот момент выходил джентльмен. Придержав дверь, он пробормотал:
– Мои соболезнования.
– Спасибо, сэр. Не могли бы вы указать мне кабинет секретаря палаты лордов? – спросила Эйприл таким превосходным аристократическим тоном, что Дженни была потрясена.
– Конечно, мисс. Это прямо по коридору. Если пожелаете, я могу вас проводить.
– Нет, благодарю вас. Всего хорошего.
– Всего хорошего, леди.
Когда они отошли подальше, Дженни прошептала:
– Слышала? Он назвал нас «леди»!
– Да. А теперь постарайся хорошо сыграть роль, и пусть все катятся к черту!
Они молча дошли до дверей кабинета секретаря. Эйприл негромко постучала. Им открыл младший клерк, и она спросила, можно ли поговорить с сэром Седриком Маркемом.
– Могу я узнать, кто хочет с ним поговорить? – почтительно осведомился клерк.
– Я мисс Эйприл Деверо, а это моя служанка Дженни.
Их пригласили присесть и подождать.
– Боже мой! Ты только взгляни на эту комнату! – прошептала Дженни. – А кто, кстати, этот тип… сэр Седрик?
– Этот «тип» самый главный в палате лордов. Тихо!
Спустя несколько минут их пригласили к сэру Седрику Маркему, секретарю палаты лордов. Прямой, как палка, он возвышался над широкой поверхностью письменного стола красного дерева. Если бы он слегка не склонил голову набок и не улыбнулся им, когда они вошли, то вполне можно было подумать, что он тоже деревянный.
Он поднялся из-за стола, высокий и тощий.
– Мисс Деверо? Здравствуйте, но я не припоминаю, чтобы мы были знакомы.
Он внимательно всматривался в Эйприл; Его глаза, похожие на маленькие изюминки, поблескивали за прямоугольными стеклами очков.
Эйприл подняла вуаль.
– Да, вы правы, сэр. Мы не были официально представлены. Но я вынуждена прийти к вам. Я не хотела отвлекать вас от работы, однако уверена, что, когда все расскажу вам, вы поймете, что я поступила осмотрительно, не нанеся вам визита домой. Дело очень деликатное.
– Деликатное? – удивился он.
– Видите ли, я полагаю, что у нас с вами есть общая знакомая. И мне очень жаль, что я должна сообщить вам печальное известие об этом человеке.
– О Господи! Кто-то умер?
– Да. Моя мать Вивьенн Бонифас Деверо.
Поперечная морщина у него на лбу стала еще заметнее.
– Э… Я сочувствую вашей утрате, мисс Деверо, но я не припоминаю никого с таким именем.
Эйприл сделала вид, что потрясена.
– Вы ее не помните?
– Весьма сожалею, но я не могу вспомнить это имя.
– Это было давно. Двадцать лет назад. Постарайтесь вспомнить.
Сэр Седрик растерянно заморгал:
– Я был в Индии двадцать лет назад.
– Ох, Дженни, он даже не помнит ее!
Дженни подыграла и взяла Эйприл за руку:
– Ну-ну, мисс. А вам, сэр, должно быть стыдно. Вы раните ее чувства.
– Мне очень жаль, – запинаясь, проговорил сэр Седрик. – Я, право, не знаю, что сказать.
Эйприл вынула из рукава носовой платок и уронила слезу.
– В таком случае позвольте освежить вашу память. Вивьенн Деверо была самой известной куртизанкой у мадам Дейвис.
У сэра Седрика Маркема дрогнул мускул на лице. Он вспомнил!
– Э… да, я слышал о ней, хотя ни разу не имел удовольствия… я никогда лично не был с ней знаком. Конечно, я вам сочувствую. Конечно. Однако почему вы об этом сообщаете мне?
– Сэр, не терзайте меня. Как вы можете говорить, что никогда ее не видели, когда прекрасно знаете, что вы были одним из ее самых лучших и постоянных клиентов?
Он побледнел.
– Юная особа, я не знаю, какой сплетник сообщил вам эту ложь, однако уверяю вас, я никогда не предавался низменным развлечениям с дамами легкого поведения.