– Аукцион девственниц?
Эйприл чуть не умерла от стыда.
– Да. Там выставляют невинную девушку, а мужчины делают ставки, чтобы получить ее на первую ночь. Девушка может заработать много денег, продавая свою невинность. Я видела, как это делается. В общем, это обман. Доверчивых мужчин одурачивают, и они предлагают цену за тех, кто на самом деле разыгрывает из себя девственниц.
Зал разразился смехом.
– Но, – продолжала она, – иногда, крайне редко, на аукцион выставляют настоящую девственницу, и тогда ночь для нее может стать очень прибыльной.
– Вы заявляли, что нуждались в деньгах. Почему не воспользовались такой возможностью?
Эйприл покачала головой:
– Человек может лишиться всей своей собственности, но, тем не менее, он остается человеком. Но если он продает самоуважение, то у него ничего не остается. Когда лишаешься чести, то всех денег на свете не хватит, чтобы залечить эту рану. Если бы я стала проституткой, я бы потеряла свою мечту о лучшей жизни. Достоинством не торгуют.
– Благодарю вас, леди Блэкхит. У меня больше нет вопросов.
Он сел на свое место. По выражению его лица Эйприл поняла, что он остался доволен тем, как она отвечала.
Настала очередь Нордема.
– Вы можете считать свою теперешнюю жизнь лучшей по сравнению с прежней?
– Простите?
– Ну, вы одеты по последней моде, живете в одном из самых роскошных домов в Англии, а несколько дней назад вышли замуж за самого завидного жениха в Англии. Мало кто из судомоек так преуспел.
Подтекст был ясен, и Эйприл разозлилась.
– Да, в этом вы правы.
– Вы удовлетворили свои высокие запросы, получили то, к чему стремились?
– Я уже говорила, что просто хотела лучшей жизни.
– Вы хотите сказать, что хотели более доходной жизни.
– Разве этого хотят не все?
Нордем скрестил руки на груди.
– Но не в ущерб нравственности, мадам. Каким бы ни было наше положение в обществе, большинство жителей Англии соблюдают принципы приличия и установленного порядка. Мы не перескакиваем через классовые барьеры, извлекая выгоду при помощи позорных преступлений.
– Протестую, милорд, – вмешался Райли. – Прошу вас удержать моего ученого коллегу от спора со свидетелем.
– Возражение принято. Мистер Нордем, вы не могли бы оставить свое мнение при себе?
– Да, милорд. Миссис Хоторн, вы считаете, что респектабельность можно купить?
– Я не гналась за респектабельностью. До той поры пока я не украла дневник мадам, мне нечего стыдиться. То, чего я действительно хотела, так это уважения.
– И вы подумали, что сможете приобрести уважение при помощи лжи представителям высшего сословия, притворившись кем-то еще? Изображая из себя перед светским обществом, включая ее королевское величество, не ту, кем вы были?
Эйприл охватил страх:
– Да, я думала, что смогу, но я ошиблась.
– Объясните.
– Никто не станет уважать служанку. Мы… ничего собой не представляем. Единственный способ приобрести хоть каплю уважения – это притвориться тем, кем я не была. В действительности все вышло совершенно неожиданно – солгав, я, наконец, добилась уважения, но только уважали не меня. А потом я встретила лорда Хоторна, моего мужа. Он подарил мне любовь, которую я не заслужила. Он принял меня такой, какой я была, без прикрас, и назвал меня своей леди. Хотя для всех я была ничто, для него я была той самой единственной. И только это имеет значение.
– Вы хотите сказать, что любовь его светлости лорда Хоторна купила вам все? Ведь он очень богатый человек.
– Мистер Нордем, я с радостью отказалась бы от дома, от нарядов, от титула – от всего, что приобрела и что имеет материальную ценность. Сейчас мое единственное желание – это счастье моего мужа. Я… очень его люблю.
Райли сдержанно кивнул, стараясь не выдать волнения.
– Весьма трогательно, но это абсолютное притворство, миссис Хоторн, – презрительно произнес Нордем. – Вы не сможете таким образом снискать расположение присяжных.
Эйприл устало покачала головой:
– Я не жду, что мне поверят. Я наговорила столько лжи, и у людей есть все основания сомневаться в каждом моем слове до конца жизни. Если господа присяжные так же сомневаются во мне, как и вы, тогда я, скорее всего, буду приговорена к смерти, и все, о чем я прошу, – это о возможности сказать кое-что моему мужу сейчас. – Она посмотрела прямо в глаза Райли. – Я хочу, чтобы ты знал, как сильно я люблю тебя. Это абсолютная правда. Я хочу, чтобы ты знал, что ошибался, подумав, что я тебя предала той ночью. Я пошла, чтобы встретиться с мистером Нордемом, потому что он меня шантажировал.
– У меня больше нет вопросов, – поспешно произнес Нордем.
– Он прислал мне записку, в которой говорилось, что я…
Нордем повысил голос:
– Обвинение закончило допрос.
– … что я должна принести ему двадцать тысяч фунтов или он отдаст дневник властям.
– Милорд! Прошу вас приказать подсудимой покинуть свое место! – выкрикнул Нордем.
Эйприл открыла ридикюль.
– Я хочу, чтобы ты знал, что я говорю правду. Вот та записка, которую он мне прислал.
Она извлекла из ридикюля листок бумаги и подняла его.
Нордем обошел перила, отделяющие его от Эйприл, и хотел выхватить у нее листок.
Однако Райли мгновенно перепрыгнул через перила и схватил письмо раньше Нордема. Они сцепились, полицейские подбежали к ним и стали разнимать. Судья стучал молотком, призывая прекратить гвалт, поднявшийся в зале. Один из полицейских навалился на Райли, а другой опрокинул Нордема на пол. Воспользовавшись заминкой, Райли успел прочитать письмо.
– Пристав, принесите мне это послание! – крикнул судья. – Джентльмены, прошу вас обоих сесть.
Оба, и Райли, и Нордем, начали с жаром объясняться с судьей, и тому пришлось еще раз ударить по столу молотком.
– Говорить буду я, если позволите. – И судья громко прочитал записку: – « Гадкая девчонка. Кто-то должен заплатить за твои преступления. Это сделаешь ты или твой жених? Принеси двадцать тысяч фунтов в «Копыто и коготь» сегодня в полночь накануне твоей свадьбы, или остальная часть этого дневника отправится в полицию. Никому ничего не говори, а иначе ты узнаешь настоящее значение слова “скандал”».- Судья повернулся к Эйприл: – Юная особа, вы обвиняете мистера Нордема в том, что он вас шантажировал?
– Да, милорд. Это правда. Я заплатила ему двадцать тысяч фунтов, а он все равно отослал дневник в полицию.
– Да как вы смеете?! – крикнул Нордем. – Милорд, я хочу официально заявить, что эта женщина меня оклеветала, и я намерен требовать удовлетворения.
– Но эта записка не подписана. Леди Блэкхит, какое у вас доказательство того, что эту записку написал мистер Нордем?
Тут вмешался Райли:
– Доказательство у вас в руках, милорд. Содержание записки говорит о том, что она была написана накануне нашей свадьбы, четыре дня назад. Она написана на странице из дневника мадам Деверо. Того самого дневника, который по его же собственному заявлению находился у мистера Нордема в течение шести недель.
– Да, он это заявлял, – согласился судья. Он сверил записку с документом, лежащим перед ним. – Мистер Нордем, почерк на этой записке совпадает с почерком на вашем заявлении, представленном на рассмотрение суда. Как вы это объясните?
Нордем смотрел то на судью, то на Эйприл, то на Райли. Он ничего не ответил, только хмыкнул.
– Мистер Нордем, – продолжал судья, склонив голову набок, – у вас есть что сказать, прежде чем я прикажу полицейским взять вас под стражу?
Вдруг Нордем перепрыгнул через скамью и бросился к Райли. Лицо его исказилось от злости.
Он сбил Райли с ног, прижал его к полу и стал душить. Едва не задохнувшись, Райли в последний момент ударил Нордема кулаком под ребра. Ослабив свою мертвую хватку, Нордем отпустил его, и тогда Райли ударил его кулаком в челюсть. Нордем отлетел назад и упал без чувств к ногам полицейских. Судья приказал унести его и объявил перерыв в заседании суда.