— Как я уже говорил, вскоре к нам присоединится мастер Билли Бэлкем, мой компаньон во время моего недавнего путешествия по Озерному краю. Если вы помните, вы наступили на него в тот день, когда я прибыл из Лондона. Так вот, во время путешествия я обнаружил, что он — совсем не тот, за кого себя выдает.
Слова Флетчера привели тетушку Белльвилль в замешательство.
— Он притворяется конюхом? — спросила она недоверчиво. — Зачем кому-либо может понадобиться совершать подобную глупость? Я имею в виду, что уж если и притворяться, то разве не было бы гораздо приятнее выдавать себя за какую-нибудь важную персону? Я бы сделала так, если бы решила выдавать себя за кого-нибудь другого. Хотя, конечно, я никогда бы не пошла на это, вне всяких сомнений. Ты бы ведь тоже не пошел, Бэк? Нет, конечно, нет. В этом нет ни малейшего смысла. — Она посмотрела на Флетчера с прищуром: — А ты уверен, что ты меня не обманываешь, мой дорогой племянник?
Бэк, который старался сохранить хладнокровие с железной волей, которой позавидовал бы даже Веллингтон, предусмотрительно спрятал свою улыбку за носовым платком. Если Флетчер уже пошел на то, чтобы рассказать половину истории Розали своей тетушке, то, возможно, он готов был рассказать все, и Бэк не мог устоять перед соблазном присутствовать при этом.
Шум из коридора прервал размышления всех присутствовавших в желтом зале, вызванные только что состоявшимся довольно путаным разговором, затем открылись двери, и на пороге показался довольно-таки взъерошенный Лезбридж.
— Леди, джентльмены, мистер Бэлкем, — прорычал он, вытаскивая Розали за рукав рубашки и выталкивая ее в комнату. — Принести поднос с чаем или, может быть, стакан теплого молока для этого бездельника, то есть этого мальчика?
— Бедный Лезбридж, кажется, расстроен, — повернулся Флетчер к Бэку. — Может быть, диета так ослабила его?
Розали гневно вырвалась из лап дворецкого, который ранее отказался выслушивать причины, почему ей не следует идти в желтый зал, и целеустремленно зашагала через всю комнату к Флетчеру.
— С какой целью вы делаете это? — начала браниться она, не заботясь о том, что выглядит глупо. — Вы безумный человек, вы это знаете? — Она повернулась к Бэку и тетушке Белльвилль и повторила: — Он безумец.
Диагноз, поставленный Розали, оказал чудесное действие на еще совсем недавнее негативное отношение тетушки Белльвилль к мальчишке-конюху. Похлопав подушку подле себя, она сказала приторным голосом:
— Подойди, присядь рядом со мной, мой мальчик, а попрошу Лезбриджа принести молока, которое он так любезно предложил нам.
Посмотрев с опаской на пожилую женщину и не видя злобы в ее глазах — так же, как и признаков ума, Розали бросила единственный и последний убийственный взгляд на Флетчера и сделала так, как ей было предложено. Пробубнив под нос слова благодарности, она осторожно присела на край подушки. Она обещала Хеджу вести себя как следует, и по крайней мере это обещание она должна была выполнить — за то, что он не выдал ее.
Последовало определенно неловкое молчание, во время которого Лезбридж лично вкатил в зал тележку с чаем и установил серебряный сервиз перед тетушкой Белльвилль.
В тишине, не нарушаемой ни единым словом, шли бурные мысленные диалоги между Флетчером и Бэком, тетушкой Белльвилль и Лезбриджем, а также между Розали и ею самой — причем для нее, привыкшей общаться с плодами собственного воображения, отсутствие пары глаз, с которыми можно было бы обмениваться многозначительными взглядами, совершенно не было проблемой.
Когда чай был подан и дворецкий удалился, хотя и неохотно, Флетчер после особенно долгого и умоляющего взгляда своей тетушки наконец заговорил.
— Ну что же, друзья мои, — начал он живо, так, как будто никаких «подводных» мыслей ни у кого не существовало, и он был в компании четырех людей, собравшихся попить чаю. — Мы сидим и пьем чай, в удобной обстановке. Билли, это не напоминает тебе твою жизнь до побега из дома? Разве это не делает мысль о возвращении домой к твоей тетушке в Танбридж-Уэллс более приятной?
— Только если вы в восторге от вечерних молитв, — недовольно проворчала Розали, уставившись на носки своих сапог и вспоминая подзатыльник и долгую проповедь Лезбриджа, последовавшие за тем, как она посмела войти в дом в грязной обуви. Бэк громко рассмеялся, услышав ее слова, отчего она вся сжалась, сидя на своей подушке.