— Ну, а мы люди со старыми взглядами, и нам это не нравится.
— О, господи,— вздохнул Дэвид,— подумать только, как люди любят поднимать шум по пустякам. Так вот, дорогая, раз меня не собираются здесь встречать с распростертыми объятиями, а вы не знаете, где искать вашу падчерицу, тогда я поеду. Не вывернуть ли мне предварительно карманы?
— Не говорите глупостей, Дэвид!
— В таком случае — пока!
Молодой человек прошел мимо них, помахал рукой и исчез за дверьми нижнего этажа.
— Ужасное существо! — воскликнула Мэри Рестарик с такой злобой, что Пуаро удивленно взглянул на нее.— Я его просто не выношу! Терпеть не могу! Почему их столько развелось нынче в Англии?
— Ах, мадам, не расстраивайтесь по пустякам. Все дело в моде. Моды существуют с незапамятных времен. В провинции таких типов сравнительно мало, но посмотрите на Лондон, там ими хоть пруд пруди.
— Отвратительно! — воскликнула Мэри с брезгливой гримасой.— Нездоровая женственность и тяга к экзотике.
— Однако же этот человек буквально сошел с одного из портретов Ван Дейка, мадам, не так ли? Увидев его портрет в дорогой золоченой раме, в кружевах и атласном камзоле, вы не назвали бы его ни женственным, ни экзотичным.
— Осмелиться явиться сюда тайком,— продолжала кипеть миссис Рестарик.—Эндрю будет вне себя! Вы даже не представляете себе, как он это переживает. Дочери могут приносить массу неприятностей. Порой мне кажется, что Эндрю совершенно не знает Норму. Конечно, он уехал за границу, когда она была еще маленькой, ее воспитание было полностью доверено матери. Теперь она для него — самая настоящая загадка. Ну и для меня тоже. Лично я считаю, что она в высшей степени странное существо. Правда, сейчас для молодежи не существует авторитетов, а что касается молодых людей, то тут действует правило: «Чем хуже, тем лучше». Норма совершенно потеряла голову из-за своего Дэвида Бейкера. Тут уж ничего не поделаешь. Эндрю запретил ему переступать порог нашего дома, и вот смотрите: он разгуливает с самым наглым видом. Мне кажется, что лучше об этом инциденте не упоминать при Эндрю. Зачем его волновать без нужды? Конечно, в Лондоне Норма встречается с этим кошмарным типом. И не только с ним одним! Ведь бывают экземпляры и пострашнее. Вы видели таких: грязные, небритые, с длинными бородами и в засаленных штанах.
Пуаро сказал бодрым тоном:
— Мадам, мадам, не расстраивайтесь из-за такой глупости. Заблуждения молодости проходят бесследно.
— Надеюсь, что это так. Норма очень, очень трудная девушка. Иногда мне кажется, что у нее не все в порядке в голове. Она такая странная... или со странностями, уж не знаю, как и выразиться. Порой видно, что она где-то очень далеко. И потом, вы бы знали, какие у нее бывают бурные проявления антипатий ко...
— Антипатий?
— Меня она ненавидит. Самым настоящим образом. Наверное, она была привязана к своей матери, но ведь не мог же ее отец до конца своих дней жить в одиночестве? Вполне естественно, что он женился вторично.
— Так вы считаете, что она ненавидит вас в полном смысле этого слова?
— Я в этом не сомневаюсь. У меня есть сколько угодно доказательств. Вы даже не представляете, как я была счастлива, когда она заявила о своем намерении уехать в Лондон. Мне не хотелось неприятностей...
Она резко замолчала, будто вдруг впервые сообразила, что разговаривает с совершенно незнакомым человеком.
Пуаро обладал даром внушать к себе доверие. Разговаривая с ним, люди считали, что они просто высказывают затаенные свои мысли вслух, «раскрывают душу», а кому — это не имело значения.
Коротко рассмеявшись, миссис Рестарик смущенно заметила:
— Великий боже, сама не понимаю, зачем я все это вам рассказываю. По-видимому, подобные проблемы имеются в каждой семье... Несчастные мачехи, нам достается больше других!.. Вот мы и пришли...
Она постучала в дверь.
— Входите, входите!
— К вам посетитель, дядя,— сказала Мэри Рестарик, входя в комнату.
Пуаро шел следом.
По кабинету взад и вперед разгуливал широкоплечий старик с красивым раздраженным лицом. Он сразу же шагнул им навстречу. За маленьким столиком в углу сидела молодая женщина, занятая сортировкой каких-то конвертов и бумаг. Она низко наклонила свою черноволосую голову.
— Это месье Эркюль Пуаро, дядя Родди,— представила миссис Рестарик.
Пуаро сразу же заговорил:
— Ах, сэр Родерик, прошло много, очень много лет с тех пор, как я имел удовольствие встречаться с вами. Вам придется мысленно вернуться к событиям войны. Если я не ошибаюсь, последний раз мы виделись в Нормандии. Прекрасно помню, что при этом присутствовали также полковник Рейс и генерал Аберкомби. Ну и, разумеется, маршал авиации сэр Эдмунд Коллингтон. Какое нам предстояло принять ответственное решение!.. И сколько трудов нам стоило сохранение тайны! Помните, какие только меры мы не принимали? Ах, нынче слова «военная тайна» утратили всякое значение, так же как «разведка» и «безопасность». Припоминаю разоблачение этого опасного вражеского агента, которому так долго удавалось водить нас за нос. Он называл себя капитаном Хендерсоном или Хендертсоном?
— Хендерсон, точно Хендерсон. Эта проклятая свинья. Его уличили...
— Я так боялся, что вы не вспомните меня, я Эркюль Пуаро.
— Ну как же, я вас отлично помню. Тогда мы все были на волосок от гибели. Вы представляли тогда Францию, не так ли? Их было два или три человека, с одним мне все не удавалось связаться. Теперь уже не помню его имени. Садитесь же, садитесь. Что может быть приятнее старых воспоминаний?
— А моего коллегу, месье Лиро, вы не помните?
— Нет, я помню вас обоих. Да, то были великие дни! Воистину великие!
Девушка поднялась из-за стола и вежливо придвинула Пуаро стул.
— Молодец, Соня,— похвалил ее старик.— Разрешите вам представить мою очаровательную секретаршу. Она просто незаменимый человек, не только моя правая рука, но часто и обе сразу. Не представляю, как бы я без нее обходился.
— Я в восторге, мадемуазель!
Девушка пробормотала что-то подобающее случаю. Она была маленького роста, черные волосы ее были коротко подстрижены под мальчика. Пуаро она показалась робкой и застенчивой. Ее темно-синие глаза были скромно потуплены, но она очаровательно улыбнулась в ответ на слова своего хозяина.
Сэр Родерик потрепал ее по плечу и щеке.
— Не знаю, что бы я делал без нее! — повторил сэр Родерик с чувством.— Я бы просто пропал.