— Вы сами обеспокоены, мистер Бейкер?
— Нет. Хотя естественно... будь я проклят, если я знаю. Вроде бы у меня нет оснований для волнений, только вот время проходит. Что у нас сегодня, четверг?
— Так она с вами не ссорилась?
— Я уже говорил, что нет.
— И все же вы обеспокоены за нее, мистер Бейкер?
— А вам какое дело?
— Конечно, это не мое дело. Но, насколько мне известно, дома были неприятности. И тамошняя атмосфера ей не нравится.
— Вполне естественно. Эта женщина — настоящая сволочь. Из тех, кто умеет мягко постелить, а спать не просто жестко, а невозможно. Она очень не любит Норму.
— Ведь миссис Рестарик болела, верно? Ей пришлось лечь в больницу?
— Вроде бы правда, она находилась в какой-то частной лечебнице. Только это все от безделья. Она здорова, как лошадь.
— Так вы считаете, что миссис Рестарик ненавидит свою падчерицу?
— Норма временами бывает слегка неуравновешенной. Знаете, когда они доведут ее до ручки. Впрочем, все девушки ненавидят своих мачех.
— Но разве всегда их мачехи от этого заболевают, причем так серьезно, что вынуждены ложиться в больницу?
— Куда это вы, черт подери, клоните?
— К занятию садоводством или же к ядохимикатам...
— А при чем тут ядохимикаты? Или же вы предполагаете, что Норма... что она могла додуматься...
— Люди болтают. Среди соседей Рестариков идут разговоры...
— Вы хотите сказать, что кто-то из них обвинил Норму в том, что она пыталась отравить свою мачеху? Но это же просто смешно! Полнейший абсурд!
— Да, это маловероятно,— согласился Пуаро,— и вообще-то люди этого не говорили.
— Прошу прощения, значит, я вас неверно понял. Так что же вы имели в виду?
— Мой дорогой друг, вы должны понимать, что героем подобных случаев почти всегда бывает муж.
— Как, старина Эндрю? Какая ерунда! Честное слово!
— Да, да. Мне это не кажется весьма правдоподобным.
— Ладно, все же для чего вы сюда приезжали? Ведь вы детектив, да?
— Да.
— Ну, и...?
— Прошу прощения, но вы должны меня извинить за то, что я не смогу ответить на ваш вопрос. Во всяком случае, это не имеет никакого отношения к возможному отравлению. Моя задача — в высшей степени деликатная и разглашению не подлежит.
— Совершенно ничего не понимаю.
— Я приехал сюда повидаться с сэром Родериком,— торжественно заявил Пуаро.
— С этим старым ослом? Но ведь он же... как бы это поделикатнее высказать? Он же практически впал в детство!
— Этому человеку известно огромное количество государственных секретов. Я вовсе не хочу сказать, что он имеет отношение к тайным вещам, но знает он многое... Не забывайте, что во время войны он занимал большой пост и был знаком кое с кем.
— Но ведь прошло столько лет!
— Да, и его роль в тех событиях сыграна. Однако вы же должны понимать, что кое-какие вещи и сейчас еще полезно узнать.
— Например?
— Лица, скажем. Сэр Родерик может узнать некоторые лица. Или манеру держаться, привычки, обороты речи, крылатые словечки, жесты. Такие вещи долго не забываются. Старые люди скорее расскажут тебе о событиях двадцатилетней давности, чем то, что произошло на прошлой неделе или месяц назад. И частенько они помнят того, кому этого вовсе не хочется. От них иной раз можно узнать весьма интересные вещи, подробности о какой-нибудь женщине, или мужчине, или о тех событиях, в которых они сами были замешаны... Конечно, я говорю иносказательно, но суть вам должна быть ясна. Я приезжал к нему за информацией.
— К этому... старому напыщенному ослу? И вы получили ее?
— Давайте скажем так: я вполне удовлетворен.
Дэвид внимательно посмотрел на Пуаро и вдруг усмехнулся:
— Интересно знать, действительно ли вы приезжали к этому старику или же к его молоденькой секретарше? Наверное, вам любопытно было узнать, что она делает в этом доме? Я сам несколько раз задумывался над этим вопросом... Так вы предполагаете, что она заняла этот пост для того, чтобы выудить кое-какие сведения от сэра Родерика, связанные с прошлым?
— Я твердо знаю одно: рассуждать об этом бесполезно. Она мне показалась в высшей степени преданной и внимательной, эта маленькая секретарша.
— Помесь больничной сестры, няньки, секретаря, компаньонки и «правой руки» у дядюшки... Да, ее можно охарактеризовать многими эпитетами. Он ею очарован. Вы это заметили?
— При данных обстоятельствах в этом нет ничего удивительного.
— Вот уж кто ее не выносит, так это наша Мэри!
— Но она, возможно, тоже не жалует Мэри Рестарик?
— Так вот что вы предполагаете? Угу, Соня до такой степени не переносит Мэри Рестарик, что даже стала интересоваться, где в доме хранятся ядохимикаты? Ну, нет, это же нелепица! Сплошная несуразица... Ладно, большое спасибо, что вы меня подвезли, мне тут будет удобнее сойти.
— Вот как? Но ведь до Лондона еще добрых семь миль.
— И тем не менее я здесь выхожу. До свидания, месье Пуаро.
— До свидания!
Хлопнула дверца. Пуаро покачал головой и откинулся на мягкую кожаную подушку.
Миссис Оливер ходила взад и вперед по своей гостиной. Она испытывала страшное беспокойство. Час назад она отослала в издательство напечатанную на машинке рукопись, которую только что закончила править. Вынудили ее к-этому бесконечные звонки редактора, который страшно опасался, чтобы у него «из-под носа» не вырвали очередного ее творения.
И теперь миссис Оливер вела вслух односторонний разговор с этим человеком:
— Вот, получайте,— говорила она,— надеюсь, вам она понравится. Мне — нет! Я считаю ее рыхлой. Впрочем, по всей вероятности, вы вообще не знаете, есть ли среди моих книг стоящие или нет. Вам важно, раскупят ли их. Но я вас честно предупредила, что это отвратительно. Что вы мне ответили? Что вы не верите ни одному моему слову? Так пеняйте же теперь на себя!
Остановившись посреди ковра, миссис Оливер подняла вверх руку:
— Обождите немного — и вы сами убедитесь в моей правоте! Минуточку терпения.
Рукопись уже, наверное, была отправлена бандеролью, ибо таково распоряжение, полученное расторопной Эдит от своей вечно сомневающейся хозяйки. Так что теперь ее нельзя было ни дополнить* ни сократить, ни переделать...
— А теперь чем я займусь? — спросила с недоумением мисс Оливер.
Она возобновила свое хождение по комнате.
— Пожалуй, я бы хотела, чтобы у меня снова были тропические птицы и пальмы, а не эти идиотские вишни. Тогда мне казалось, что я где-то в джунглях. Вот сейчас выскочит тигр, лев, леопард или же мартышка. А в вишневом саду разве что скворец поселится?