Пуаро протяжно вздохнул.
— Его жена умерла лишь через одиннадцать или двенадцать лет после того, как он уехал в Африку, а в пятилетием возрасте ребенок не может быть замешан в убийстве собственной матери!
— Она могла дать матери неверное лекарство. Или же Рестарик сказал ей, чтобы она это сделала. А потом, мы даже не знаем, на самом ли деле она умерла?
— Я наводил справки. Первая миссис Рестарик умерла 14 апреля 1963 года.
— Откуда вам это известно?
— Я специально поручил одному человеку раздобыть для меня всяческую информацию. Умоляю вас, мадам, не делайте таких, как бы это выразиться, скоропалительных выводов.
— Мне показалось, что я рассуждаю очень умно,— упрямо сказала миссис Оливер,— если бы дело происходило в моей книге, я бы именно так это обставила. Девушка в моей книге в той или иной мере участвовала бы в этом. Не преднамеренно, а по указке отца, который велел ей «отнести мамочке вот этот порошок» или стаканчик горячего молока, в который был брошен яд.
— К сожалению, такого не случилось.
— Ладно, как вы себе это представляете?
— Увы, мне нечего сказать. Я ищу убийство, а его нет...
— Вам что, мало того, что Мэри Рестарик заболела и легла в больницу на обследование? Там ей сразу стало лучше. А когда она вернулась домой, все началось снова. Кто знает, может быть, он порылся в вещах Нормы и нашел что-то вроде мышьяка.
— Именно это они и нашли.
— Великий боже, месье Пуаро, чего еще вам надо?
— Я хочу, чтобы вы обратили внимание на значение языка. Девушка сказала мне то же самое, что и Джорджу. Ни разу она не обмолвилась о том, что она «пыталась кого-то убить» или что она «покушалась на свою • мачеху». Ничего подобного. Она совершенно определенно говорила о том, что уже случилось. Произошло, свершилось.
— Я сдаюсь,— вздохнула миссис Оливер,— вы просто не хотите верить тому, что Норма стремилась покончить со своей мачехой.
— Почему? Я считаю это весьма возможным и вероятным. С точки зрения психологии, нет никакого разрыва. Особенно если принять во внимание состояние ее ума. Только это не доказано. Поэтому любой мог предпринять это действие, припрятать мышьяковый препарат среди вещей Нормы. Даже тот же супруг.
— Вы всегда считаете, что излюбленное занятие мужей — убивать своих жен.
— Супруг, действительно, всегда является наиболее подозрительной фигурой,— согласился Пуаро,— поэтому его и учитываешь в первую очередь. Продолжая свою мысль, могу сказать, что это могла сделать и Норма, и любой слуга, и секретарша, и сам сэр Родерик. Наконец, сама миссис Рестарик.
— Что за ерунда! Зачем?
— Какие-нибудь причины могли существовать. Конечно, с первого взгляда они представляются надуманными, но не выходящими из пределов допустимого.
— Честное слово, месье Пуаро, вы готовы подозревать всех и каждого!
— Между нами, именно так я и делаю. Подозревать всех без исключения. Сначала подозреваю, потом отыскиваю обоснования.
— Ну какие мотивы могли быть у этой несчастной девушки-иностранки?
— Все зависит от того, что она делает в доме, с какой целью она вообще приехала в Англию и так далее.
— Господи, вы сошли с ума!
— Или это мог сделать месье Дэвид. Ваш «павлин».
— Притянуто за уши. Дэвида же там не было. Он и к дому-то не подходил!
— Почему? В тот день, когда я приезжал туда, он спокойно разгуливал по второму этажу.
— Но не подкладывал же он мышьяк в комнату Нормы?
— Откуда вы знаете?
— У нее с этим отвратительным типом роман. Они любят друг друга.
— Внешне вроде бы так.
— У вас какая-то страсть усложнять все на свете,— пожаловалась миссис Оливер.
— Ничего подобного. Это я получил данные в таком запутанном деле. Мне нужна информация, которую я могу получить лишь от самого лица. А оно исчезло.
— Вы говорите о Норме?
— Да, о Норме.
— Почему исчезла? Я же ее нашла?
— Она вышла из кафе и снова исчезла.
— И вы позволили ей уйти?
Голос миссис Оливер дрожал от негодования.
— Увы!
— Вы позволили ей уйти? И даже не попытались ее снова отыскать?
— Я не говорил, что не пытался.
— Но до сих пор вам не удалось этого сделать? Месье Пуаро, вы меня страшно разочаровали.
— Существует определенная связь и схема,— почти мечтательно заговорил Пуаро,— да, она существует. Но поскольку не хватает одного фактора, вся схема утратила смысл. Вы со мной согласны, да?
— Нет,— ответила миссис Оливер, у которой действительно разболелась голова.
Пуаро продолжал говорить больше для себя, чем для нее. Впрочем, последняя и не слушала. Она была возмущена бездеятельностью Пуаро и мысленно десять раз повторяла, что мисс Рестарик была права, когда сказала Пуаро, что он слишком стар. Подумать только, она отыскала девушку, позвонила ему по телефону, чтобы он приехал вовремя, отправилась следить за вторым подозрительным типом, подвергая при этом свою жизнь опасности. Она оставила девушку на Пуаро, и что же он сделал? Потерял ее! Впрочем, чем вообще занимался Пуаро! От него не было никакого прока!.. Да, он ее безумно разочаровал. Как только он закончит свои бесконечные рассуждения, она все это выскажет ему в лицо!
Тем временем Пуаро спокойно и методично обрисовал то, что он называл «схемой».
— Все смыкается. Именно это и порождает трудности. Одна часть связана с другой, но ты тут же обнаруживаешь, что она связана еще с чем-то таким, что вроде бы не имеет никакого отношения к данному делу. Однако же никакого противоречия тут нет, и новые люди попадают в круг подозрительных. В чем их подозревать? Новый вопрос. Все началось с девушки, и поэтому в переплетении этого запутанного рисунка — или схемы — я должен искать ответ на все тот же вопрос: является ли девушка жертвой, грозит ли ей опасность? Или же она хитрит? Вдруг из каких-то собственных соображений она создает о себе неверное представление? Мы не можем целиком отбрасывать такую возможность. Мне надо еще что-то. Определенный показатель. И он где-то есть.
Миссис Оливер рылась в своей сумочке.
— Не понимаю, почему мне никогда не найти аспирина, когда он мне нужен? — сказала она жалобным голосом.
— Прежде всего у нас имеется группа родственников: отец, дочь, мачеха. Понятно, что их жизни взаимосвязаны. Ну и престарелый дядюшка, полуромантик, обитающий вместе с ними. Далее эта девушка Соня... Она связана с дядюшкой, работает у него. Прелестные манеры, милое обращение. Он от нее в восторге. Но какова ее роль в этом деле и в этом доме?