Глава 19
В этот день Клавдии Рис-Холланд не было в кабинете. Вместо нее Пуаро встретила пожилая женщина. Она сказала, что мистер Рестарик ожидает его, и провела к хозяину.
— Ну?
Рестарик даже не мог дождаться, пока Пуаро перешагнет через порог.
— Какие новости в отношении моей дочери?
Пуаро развел руками.
— Пока — никаких.
— Но послушайте, дорогой, это невероятно! Не могла же девушка провалиться бесследно?
— Девушки и раньше выкидывали такие номера. И впредь будут их выкидывать.
— Поняли ли вы, что не следует останавливаться ни перед какими затратами? Я больше так не могу!
К этому времени он, по-видимому, дошел до точки. Похудел, глаза покраснели.
— Я представляю, как вы беспокоитесь, но заверяю вас, я сделал все, что было в моих силах, чтобы отыскать ее. Увы, в таких делах спешить нельзя.
— Возможно, она потеряла память или... заболела.
Пуаро понял, почему в середине предложения прозвучала пауза. Рестарик, вне всякого сомнения, не осмелился сказать, что его дочь сошла с ума.
Присев на стул у противоположного края стола, он сказал:
— Поверьте мне, именно понимая ваши переживания, я еще раз рекомендую вам обратиться в полицию. Это намного ускорило бы дело.
— Нет!
Ответ прозвучал с необычной силой.
— У них больше возможностей. Вы, конечно, возлагаете основные надежды на деньги. Но никакие деньги не могут сравниться с хорошо организованной полицейской службой.
— Перестаньте говорить со мной на эту тему. Я не ребенок и сам знаю, что мне необходимо. Норма моя дочь. Притом единственная. Вам это ясно?
— Рассказали ли вы мне решительно все о своей дочери, мистер Рестарик?
— Что еще я могу вам рассказать?
— Это вам решать, а не мне. Например, у нее в прошлом не было никаких инцидентов?
— Что вы имеете в виду?
— Определенного проявления психической неуравновешенности.
— Вы думаете, что она... что она...
— Откуда мне знать?
— А откуда мне знать? — с нескрываемой горечью повторил Рестарик.— Что мне известно о ней! Все эти годы Грейс была тяжелым человеком. Из тех, кто ничего не забывает и не прощает. Иногда я думаю, что ей нельзя было доверить воспитание дочери.
Он вскочил со стула, принялся бегать взад и вперед по кабинету, потом снова опустился на место.
— Безусловно, я не имел морального права бросать жену и оставлять на нее ребенка. Но в то же время я себя оправдывал. Грейс была искренне предана дочери, отличным стражем ее интересов. Так мне казалось. Но было ли это действительно так? Грейс написала мне несколько писем, все они были пропитаны злобой и жаждой мести. Наверное, это вполне естественно. Меня не было все эти годы. А я обязан был приезжать хотя бы для того, чтобы девочка не отвыкала от меня. И чтобы наблюдать за тем, как она растет...
Он быстро повернул голову.
— Когда я впервые увидел Норму, я решил, что во всем виноваты ее нервы и отсутствие дисциплины, надеялся, что они с Мэри подружатся. Однако я не считал Норму вполне нормальной. Поэтому я решил, что ей действительно будет лучше жить в Лондоне и работать, имея возможность проводить у нас уик-энды, а не находиться все время в обществе Мэри. Но, по всей вероятности, это было неправильное решение. Где же она, месье Пуаро? Где она? Как вы считаете, могла она утратить память? О таких вещах часто приходится слышать.
— Да,— согласился Пуаро,— это возможно. И она просто не представляет, кто она такая... Или же с ней произошло какое-нибудь несчастье. Последнее меня волнует. Поэтому я навел справки во всех моргах и во всех больницах. Нет, нечего.
— Так вы надеетесь, что она жива?
— Если бы она умерла, ее было бы легче отыскать. Пожалуйста, успокойтесь, мистер Рестарик. Учтите, что у нее могут быть друзья, о которых вы не имеете понятия. Друзья в любом конце Англии, с которыми она познакомилась, еще живя с матерью. Или же вы должны подготовить себя и к такой возможности — она находится у кого-нибудь из своих приятелей.
— Дэвид Бейкер? Если бы я...
— У Дэвида Бейкера ее нет. Это я проверил первым делом,— сухо отрезал Пуаро.
— Откуда мне знать ее друзей?
Он вздохнул.
— Если я ее разыщу... нет, лучше сказать так: когда я разыщу ее, я непременно вытащу ее из этой ямы.
— Из какой ямы?
— Из Англии. Приехав сюда, я почувствовал себя птицей, запертой в клетку. Мне всегда ненавистна была жизнь в Сити. Рутина конторских дел, постоянные совещания с адвокатами и финансистами. Нет, мне по душе вольное существование, путешествия, переезды с места на место, необжитые, «дикие» уголки. Мне не следовало от всего этого отказываться, лучше бы я послал за Нормой. Она бы тоже поняла очарование такого существования. Именно так я поступлю, когда я ее отыщу. Бог с ними, с этими доходами и сверхприбылями. Уже сейчас вокруг меня вертятся денежные тузы, делающие самые заманчивые предложения. Я возьму деньги и вернусь в Африку вместе со всей своей семьей!
— Ага, а что на это скажет ваша жена?
— Мэри? Но ведь она привыкла к такой жизни. Она оттуда родом.
— Для женщины с большими деньгами Лондон кажется весьма привлекательным.
— Она меня поймет.
У него на столе зазвонил телефон. Рестарик взял трубку.
— Да? А, из Манчестера? Да. Если это Клавдия Рис-Холланд, то соедините незамедлительно.
Он с минуту подождал.
— Алло, Клавдия? Говорите громче, я вас не слышу. Они согласны? Ах, жаль... Нет, я считаю, что вы поступили правильно. Хорошо... Олл райт. Возвращайтесь с вечерним поездом.
Он положил трубку на место.
— Толковая девушка,— сказал он.
— Мисс Рис-Холланд?
— Да, одень компетентная. Снимает массу работы с моих плеч. Я дал ей карт-бланш в отношении одного дела в Манчестере. Понимаете, в моем нынешнем состоянии я просто не способен на чем-то сосредоточиться. В некоторых вопросах она не уступает мужчине.
Он посмотрел на Пуаро, неожиданно возвращаясь к действительности.
— Да, месье Пуаро, я совершенно... я не могу взять себя в руки... Скажите, вам больше не надо денег на расходы?
— Нет, месье. Заверяю вас, что я сделаю все, зависящее от меня, чтобы вернуть вам дочь живой и здоровой. Я принял все меры предосторожности.
Выйдя на улицу, он поднял голову и посмотрел на небо.
— Определенный ответ на один вопрос, вот что мне нужно! — сказал он.
Глава 20
Эркюль Пуаро с одобрением осмотрел фасад величественного джорджианского особняка, который прежде украшал площадь городского рынка.