— Что Зоэ Армстронг является членом нашего клана, — сказала Джонет. — Мы всегда так к ней относились. И теперь мы все должны собраться вокруг нее, несмотря на личное отношение к этому браку.
— Я первый объяснил Робину его обязанности, — сурово произнес Мерсер. — Но ты уверена, мама, что она подходящая жена для Робина?
— А почему бы и нет?
Он пожал плечами и отвел глаза.
— Я надеялся, что Робин выберет кого-нибудь посерьезнее. Зоэ всегда была беспечной, флиртовала и очаровывала всех мужчин вокруг, от чистильщика обуви до епископа, — никто не мог сопротивляться ей.
— А ты можешь ей сопротивляться? — спросила Джонет — Возможно, в этом весь вопрос?
Медленно повернув голову, Мерсер уставился на мать.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Робин всегда был товарищем Зоэ в проказах — это правда, — сказала Джонет. — Но ты, именно ты первым заботился о ее благополучии. Ты спасал ее. Робин иногда тоже, в зависимости оттого, во что он ее втравил.
Мерсеру не нравился такой поворот беседы.
— Мы с Зоэ по возрасту не годились в приятели. — Он чопорно поднялся. — Я относился к ней как к Робину, как к младшей сестре.
— Вот как?
— Да, но теперь они угодили в переделку, из которой никто из нас не может их спасти.
— Да, вероятно, — ответила мать.
Мерсер шагнул к открытому окну и уперся кулаками в ограду французского балкона.
— Я вижу Зоэ такой, какая она есть, — продолжил он, глядя в парк.
— Какая она сейчас, — поправила мать. — Я совсем не уверена, что ты понимаешь, какой она может быть в браке по любви.
— И какой же? — Он повернулся к матери. — Наверное, не понимаю. А что касается Робина, разве они… не слишком похожи?
— Возможно. Однако теперь они оба должны повзрослеть.
— Но…
Мать, оборвав его движением руки, поднялась.
— Я знаю, о чем ты говоришь, мой дорогой, — мягко сказала она. — Да, Зоэ производит впечатление жизнерадостной и беспечной пустышки, но есть в ней и серьезность. Это было гораздо заметнее, когда она была маленькой девочкой. И, отвечая на твой вопрос, да, я всегда считала, что Зоэ стала бы замечательной женой одному из моих сыновей.
— Ты… тебя не смущает ее происхождение?
— Не больше, чем твое, — сухо улыбнулась Джонет. — В конце концов, ты лишь наполовину англичанин. Но было бы несправедливо винить в этом тебя.
— Право же, мама! Я не это имел в виду.
— Я это знаю, мой мальчик. — Усмехнувшись, она подошла к сыну. — Да, Зоэ внебрачный ребенок, дочь оперной танцовщицы, француженки, итальянки, или кто она там была. Для меня это мало значит. Зоэ и Робин шотландцы до мозга костей, и никакая чужая, никакая незаконная кровь не смоет шотландскую силу и страсть. В тебе она тоже есть, Стюарт, хотя, правду сказать, ты унаследовал больше английской крови и сдержанности своего отца. Однако и в тебе есть скрытая страсть.
Рассмеявшись, Мерсер отошел от окна.
— В этом ты права, мама, — согласился он, взяв ее руки и свои. — Хотя я изо всех сил стараюсь ее подавить. Да, мы клан, и сильный. Зоэ его часть, и я исполню свой долг по отношению к ней. Мы все это сделаем. Включая Робина, я об этом позабочусь.
Джонет поцеловала его в щеку.
— Я никогда не сомневалась в этом, мой дорогой, — пробормотала она. — Ты всегда беспощадно надежен.
Лорд Роберт выбрал окольный маршрут к прибрежным владениям Рэннока в Ричмонде. Вместо того чтобы пересечь Темзу, как велела мать, он поехал через парки и углубился в Вестминстер, петляя по узким переулкам к конюшне, где обычно нанимал лошадей.
На Рочестер-стрит окна небольшого дома Марии были уже распахнуты в утренний воздух. Мэг, горничная, которая его недолюбливала, мела порог. Завидев его, она скованно поклонилась и распахнула дверь.
В прихожей она присела в реверансе.
— Доброе утро, милорд, — сказала она с откровенным презрением во взгляде. — Хозяйка пошла в школу для бедных. Будете ждать?
Хотя Робин держал в руках шляпу, Мэг не сделала никакого движения, чтобы ее взять.
— Да, — наконец ответил он. — В гостиной, с вашего позволения.
— Чай? — Слово вылетело словно пуля.
— Спасибо, нет.
Мэг снова сделала реверанс и удалилась. Робин прошел в гостиную и остановился перед открытыми окнами. Летний ветерок, доносивший крики игравших детей, шевелил его волосы и, вздымая, бросал на плечи тонкие занавески цвета слоновой кости. Судя по звукам, дети играли в крокет. Он с сожалением улыбнулся своим воспоминаниям, вызванным детским гвалтом. Как жаль, что сегодня он отправился отнюдь не на подобное развлечение.
Обернувшись, Робин оглядел скромную комнату, где провел много вечеров во время ухаживания за миссис Уилфред. Потребовался целый месяц уговоров на этом потрепанном диване, чтобы проложить путь в ее постель. Столько времени он понапрасну ни с одной женщиной не тратил.
Ее слуги, конечно, с тех пор мрачно поглядывали на него. И Мария… гм, ее это тоже смущало. То, что она впустила его в свою постель, было печальным свидетельством ее любви к нему, предполагал Робин. На его взгляд, этого достаточно для содержания любовницы на должном уровне: лучшая обстановка, лучший адрес и слуги, которые не смеют бросать неодобрительные взгляды на источник их благополучия. Но у Марии ничего этого не было.
Он услышал ее легкие быстрые шаги. Внутри у него все сжалось, шаги приближались, он, наконец, заметил мелькнувшие за углом синие юбки. Это конец. Он в ловушке, в смертельной западне.
— Робин! — воскликнула она, войдя в комнату со шляпой в руках. — Так рано. Что случилось?
— Мария… — Он не обнял ее, не закружил по комнате, как обычно делал. — Доброе утро.
— Я только отнесла детям корзину пирогов со смородиной и… — Увидев его бледное лицо, она запнулась. — Робин… что? Что случилось?
С трудом, передвигая налившиеся свинцом ноги, он вышел на середину комнаты. Потрепанный ковер казался лужей клея под его сапогами.
— Мария, мне нужно тебе кое-что сказать. Я… я хотел, чтобы ты услышала это от меня.
— О Господи… — Ленты скользнули сквозь пальцы Марии, шляпка упала. — Робин, твоя мама?.. Девочки?..
— С ними все в порядке, спасибо. — Робин набрал в легкие воздуха, задаваясь вопросом, не вывернет ли его на ковер. — Я женюсь, Мария, — наконец выговорил он. — Я хотел, чтобы ты первая об этом узнала.
Она долго стояла молча и смотрела на него так, словно он говорил на другом языке. Казалось, это на самом деле так. Слова, которые произносил Робин, были для него чужими, неправильными.
— Женишься, — эхом отозвалась Мария и улыбнулась дрожащей улыбкой. — Я… что ж… да, я понимаю. Тогда желаю вам удачи, милорд.
Он наклонился и поднял ее шляпку. Простое соломенное творение с широкой синей лентой не соответствовало его собственному дорогому цилиндру. Робин не мог поднять глаза, чувствуя незнакомую резь от слез.
— Мария, — прошептал он, — я так сожалею.
— О чем вы сожалеете, милорд? — Ее голос был неестественно пронзителен, но слова спокойны. — Я с самого начала понимала, что вы когда-то женитесь. Я знала, что ваше внимание ко мне было не… не…
Он поднял взгляд.
— Неблагородным, Мария? Ты это имеешь в виду?
— Нет, именно вы имели это в виду, — ответила она с некоторой горечью. — Вы снова и снова уговаривали меня стать вашей любовницей. Мужчина не совращает женщину, на которой собирается…
— Мария! — мягко перебил он. — Мария, не говори так.
— Да. — Слово с дрожью слетело с ее губ. — Да, я не буду так говорить. «Совращает» — уродливое слово, правда? И мне винить некого, кроме себя. Я ложилась с вами в постель по собственной воле.
Это великодушная интерпретация того, что случилось, подумал Робин. И говорить нечего, он использовал все оружие из своего обширного арсенала обаяния, чтобы получить от нее то, что хотел. Будь на его месте человек лучше его, он сожалел бы об этом. Но Робин этого не делал, не мог. Полгода он спал с ней в свое удовольствие и наслаждался каждой минутой. Теперь, столкнувшись с перспективой потерять Марию, он впал в отчаяние. Одурманенный, захваченный незнакомыми эмоциями, Робин совсем забыл клятву, данную брату.