— Я только хочу, чтобы вы знали, как я сожалею, — сказал граф.
Молчание. Он лишь разглядел в тусклом свете, что девушка еще воинственнее подняла подбородок.
— Это полностью моя вина от начала и до конца.
Молчание.
Дорога, казалось, тянулась целую вечность, но наконец они добрались домой. Граф имел привычку говорить слугам, чтобы его не ждали, если собирался вернуться поздно. И теперь он с облегчением обнаружил, что в доме темно, за исключением холла, где был оставлен включенным светильник. По крайней мере, у бурной ссоры, которая неминуемо произойдет, не будет лишних свидетелей.
Как только за ними закрылась парадная дверь, Дорина направилась к лестнице, но граф остановил ее.
— Сначала мы должны поговорить, Дорина.
— Мне нечего сказать.
— Но мне есть. Вы можете хотя бы послушать, как я буду извиняться?
Он повлек девушку в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и включил одну из настольных ламп. Освещение получилось неярким, и в драматических тенях, со сверкающими глазами Дорина казалась графу великолепной.
— Извиняться? — яростно прошипела она. — Вы считаете, что какие-то извинения могут поправить то, что вы со мной сделали?
— Что я?.. Постойте-ка минутку, это вы ударили меня кулаком, когда в этом не было необходимости.
— Необходимость была, да еще какая. Я всегда буду с радостью вспоминать, что сбила вас с ног.
— Я поскользнулся, — сказал он сквозь зубы. — Вы застали меня врасплох.
— Врасплох?! Вы не ожидали, что я наброшусь на вас после того, как вы смели привести меня в этот… этот?..
— «Альгамбра» — это театр, и, как все театры, он становится менее приятным по мере того, как поднимаешься выше. Леди знают, что нужно оставаться в партере, где они в безопасности.
— Хотите сказать, что я не леди? — накинулась на него Дорина.
Граф сделал резкий вдох. Все шло совершенно неправильно. Он хотел броситься к ее ногам и молить о прощении. Он хотел заключить ее в объятия и обещать, что всегда будет заботиться о ней. Вместо этого получалась ссора.
— Пожалуйста, Дорина, я не хотел…
— Вы будете обращаться ко мне «мисс Мартин», когда вообще будете обращаться, а это продлится уже недолго. И не говорите чепухи, будто «Альгамбра» — обычный театр, что определенно не так, и вы наверняка прекрасно знаете это сами.
— Он немного сомнительнее некоторых, — согласился граф, — но все равно это место, куда приличный мужчина может привести приличную женщину, если только она соблюдает границы.
— И каковы же ваши границы, милорд? — угрожающим тоном спросила Дорина.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Думаю, понимаете. Вы мысленно проводите разграничительную линию, не так ли? По одну сторону леди, тонкую чувствительность и репутацию которых необходимо охранять и которых вы бы и не подумали повести в «Альгамбру». А по другую — женщины света, респектабельные, но гораздо более опытные. Такие, как леди Масгроув, Элси и я.
— Дорина… мисс Мартин…
— Леди Масгроув, — беспощадно продолжала Дорина, — настолько беспардонная женщина, что преследует вас в вашем собственном доме, до чего не опустилась бы никакая леди. Но, быть может, не следует ее винить: ведь вы наверняка дали ей повод для такой уверенности. То же самое с Элси, которая пишет вам такие пылкие письма. Опять же, нет сомнений, что она чувствует за собой право на это. Равно как и вы, должно быть, чувствуете право оказывать им так мало уважения. Но я?! Какой повод я дала вам оскорблять меня? Я зарабатываю себе на жизнь, а потому должна жить в свете. Нет ни отца, ни братьев, которые могли бы меня защитить. Неужели это достаточный повод? Полагаю, для закоренелого бабника, да.
— Не думаю, что это самое…
— Я еще не закончила, — ледяным тоном сообщила Дорина.
— Тогда, пожалуйста, не называйте меня закоренелым бабником.
— После оскорбления, которое вы нанесли мне сегодня вечером, я считаю это еще довольно мягкой реакцией, — кипя от злости, отрезала она.
— Я вовсе не хотел вас оскорбить, и если вы думаете, что я закоренелый бабник, могу лишь сказать, что вы никогда еще не сталкивались с подобными людьми. А если назвать вас невестой было с моей стороны оскорблением…
— Это самое ужасное, — всхлипнув, объявила Дорина. — И если вы считаете, что мне это должно льстить, позвольте ясно объяснить, что я скорее бы предпочла объявить о помолвке с питоном.
Потрясенные, они уставились друг на друга. Граф пришел в себя первым.