Блисс отпрянула на шаг.
– Это было ошибкой с моей стороны.
Ну как, в самом деле, угораздило ее оставить у себя этот чертов ветряной органчик?
– Он в точности такой же, как тот, в доме на озере. – Шейн сделал к ней еще несколько шагов.
– Мне придется его вернуть, – проговорила Блисс, в свою очередь отступая, пока не почувствовала упершийся под коленки матрас.
– Слишком поздно, – покачал он головой. – Теперь он твой. – Шейн вытащил из хрустальной вазы, что украшала крытый парчовой скатертью маленький столик у кровати, ярко-пунцовый пион. – Знаешь ли ты, как я по тебе скучал?
– Почему я должна тебе верить? – вскинула она голову. – После того, как…
– …я вел себя столь отвратительно, – сдержанно договорил Шейн, твердо посмотрев прямо на нее.
И Блисс не сумела отвести глаз – он перехватил ее взгляд и теперь словно держал, не выпуская, как бы заделывая болезненную брешь, образовавшуюся в их отношениях, перекидывая мостик от сердца к сердцу.
– Знаю, я буду наказан справедливо, если ты больше никогда не пожелаешь иметь со мной ничего общего.
Неожиданно он принялся легонько водить по ее щеке и губам мягкими розовыми лепестками. О небо, помоги мне, только и успела подумать захваченная врасплох Блисс, ибо от этой необычной ласки ей неудержимо захотелось почувствовать другую – нежные прикосновения его рук, по которым она тосковала столько бессонных ночей.
– Именно так… мне и следует поступить, – проговорила она, постаравшись вложить в свой ответ весь холод и презрение, на какие была способна. Но ее выдал трепетный, прерывистый вздох, вызванный прикосновением лепестков к губам.
– Вероятно, – отозвался он, видя, как непроизвольно, сами собой раскрываются лепестки ее губ, и испытывая неистовое желание прижать их к своим. Но после стольких дней ожидания добившись наконец возможности поговорить с ней, напряжением воли Шейн удержал себя, побоявшись одним неверным шагом все испортить. – Прежде чем ты сделаешь это, можно дать тебе один совет?
– Какой же?
– У матери была любимая поговорка, которую она часто повторяла, когда мы были мальчишками: не отрезай собственный нос, чтобы наказать лицо.
– Я знаю такую, – прошептала Блисс. – Зельда тоже любит ее повторять.
– Видишь ли, Блисс, мне уже никогда не удастся повернуть время вспять, чтобы переиграть все заново. Но если ты дашь мне шанс, обещаю посвятить остаток жизни – нашей совместной жизни – тому, чтобы с лихвой компенсировать этот промах. Ты же знаешь, любимая, мы подходим друг другу. И не просто подходим – мы созданы друг для друга. Не отказывайся от счастья только потому, что тебе хочется меня наказать.
Именно это она и пыталась сейчас сделать. Но только потому, что чувствовала себя беспредельно несчастной с той самой минуты, как узнала, кем на самом деле является Шейн. И вот теперь, глядя на его впалые щеки и темные тени под глазами, вдруг отчетливо поняла, что не только она страдает.
– Откуда мне знать, что сейчас ты говоришь правду? – молчаливо согласившись, что они подходят друг другу, все же не сдавалась она. – Откуда мне знать, что, как только я верну тебе свое сердце, ты на другой день не оставишь меня?
– Я теперь работаю у Майкла.
– Верно. А прежде работал у Каннингема. Всю свою жизнь, Шейн, ты провел, бродя по свету. Как я могу быть уверена, что ты всерьез решил сменить образ жизни?
– А что ты скажешь насчет покупки мной этого дома?
– Тобой? Но я думала, это Майкл… – Блисс растерянно оглядела комнату и увидела ее теперь совсем другими, новыми глазами. Перед нею сама собой нарисовалась картина, как по выходным они вдвоем проводят долгие утренние часы в этой фантастической постели. В следующую секунду Блисс заметила в затененном углу восьмиугольной комнаты кресло, а в нем… – О! – с радостным изумлением воскликнула она. – Неужели это…
– Твоя кукла. Ты забыла ее тогда.
– Знаю. – Все эти дни ей так недоставало любимой куклы, но Блисс была слишком горда и упряма, чтобы попросить ее обратно.
– Знаешь, я ведь купил дом без обстановки, – признался он. – Все, что здесь пока имеется, – вот эта кровать, столик да кресло-качалка.
– Дом восхитителен! Где ты выискал такое чудо?
– Лайла увидела объявление в газете.
– Лайла?
– Ну да. Я ведь ничего не понимаю в старине, поэтому пришлось объяснить ей, чего я хочу, и попросить помочь.
– Вот как, – задумчиво проговорила Блисс. – Выходит, она просто помогала тебе подыскать…
– Не будь к ней строга, Блисс. Она не предавала вашей дружбы. Просто старалась помочь мне снова завоевать тебя.
Блисс насмешливо вскинула медно-рыжую бровь.
– Почему ты так уверен, будто покупка кресла-качалки, да еще не в моем магазине, снимет с тебя всю вину и заставит меня простить?
– Потому что… хотя я совсем иначе представлял этот наш с тобой разговор… я надеялся, что тебе понравится мысль… качать в этом кресле наших малышей.
– Малышей?
– Ну да. Я хочу, чтобы мы поженились. – Он швырнул цветок на кровать и заключил Блисс в объятия. – Хочу, чтобы у нас были дети. Целая куча рыжеволосых ребятишек с глазами цвета испанского мха и кожей нежнее шелка.
Рука его скользнула под блузку Блисс и медленно провела по спине, раздувая слабо затеплившийся огонек в жаркое пламя.
– И я хочу, чтобы мы жили и растили наших детей здесь, в Нью-Орлеане, где мы сами родились и выросли… И когда-нибудь, когда мы с тобой уже состаримся и поседеем, ты будешь отдыхать в этом кресле на веранде нашей хижины на берегу озера, а я тем временем – обучать ораву наших внуков, как поймать лангуста к обеду.
– А мне, очевидно, потом придется разделывать и готовить этих лангустов для оравы голодных ртов, – сухо довершила она его мысль, но смеющиеся глаза выдали ее, свидетельствуя, что она находит эту картину, нарисованную его смелой фантазией, вполне привлекательной.
– Да уж ребятки постараются, – подмигнул он. – А мне, старому дедушке, после такой рыбалки потребуется хороший отдых, так что очень полезно будет вздремнуть возле бабушки.
Блисс расхохоталась.
– Я вижу, из тебя выйдет самый противный старик на свете!
Наконец-то! – радостно подумал Шейн. Точно прохладная, освежающая волна облегчения окатила его с ног до головы. Все будет хорошо!
– Ну так каков будет твой ответ, Блисс? Гляди, у меня есть пустой дом, который надо лишь обставить. И моя любовь. И куча ребятишек. Но, понимаешь, ко всему этому мне нужна женщина. Подходящая женщина… единственная женщина в мире, которую я люблю.
Да, Шейн О'Мэлли был удивительный, неподражаемый человек. С самого начала он лгал ей, морочил голову, бессовестно использовал в своих целях, потом сделал ее счастливейшей женщиной в мире, затем – несчастнейшей женщиной. Теперь, после всего пережитого, глядя на него и безоговорочно веря, когда он говорил, что любит ее, Блисс в то же время отчетливо поняла: жизнь с этим человеком будет далеко не легким, но всегда увлекательным приключением. Достанет ли у нее отваги пуститься очертя голову в это приключение?
– Так как же, Блисс?
Блисс положила руки на плечи возлюбленному, крепко сплетя пальцы в замок, улыбнулась ему, сияя глазами, и в этой улыбке выразилась вся ее любовь, все ее сердце.
– Да! Но с одним условием.
– Все, что пожелаешь!
– Коль скоро мы решили завести кучу детей, нам надо приступить прямо сейчас.
Счастливый смех, больше похожий на вздох облегчения, был ей ответом.
– Кто скажет, что я хоть в чем-нибудь способен отказать своей даме?!
И Шейн подумал об извечной иронии судьбы: целые годы он гонялся по свету в поисках захватывающих приключений, но будь он проклят, если не нашел самое прекрасное и самое захватывающее в своей жизни приключение здесь, на родине, прямо под боком.
А когда манящие губы Блисс слились с его губами в долгом, исполненном горячего чувства поцелуе, Шейн понял, что он, подобно блудному сыну, наконец-то вернулся домой.