– Пойдемте! – воскликнула Ксюша, и воздушный подол ее платья качнулся, отчего атласная лента заблестела. – Наши комнаты рядом. Вы не будете заставлять меня пить горячее молоко? Ольга Федоровна постоянно его приносит. Ужасная гадость!
– Я не буду заставлять тебя пить горячее молоко, – пообещала Соня, не глядя на Комлева. Она не труслива, и подобные решения собирается принимать самостоятельно. Пусть это станет ясно сразу.
– Замечательно, – кивнула Ксюша. – Только, пожалуйста, сообщите об этом Ольге Федоровне поскорее, а то… ну-у… Боюсь, я потеряю сознание, если еще раз увижу стакан с горячим молоком. – Она тяжело вздохнула и добавила: – Ах, если бы вы знали, как мне бывает тяжело в этом доме.
Лукавый взгляд девочки устремился к Комлеву, и Соня впервые отметила, насколько они не похожи внешне. Темный, обладающий тяжелой аурой минотавра Кирилл Андреевич и светленькая Ксюша, готовая в любую секунду оторваться от пола и взлететь. Но он же ее отец? Или нет? Несмотря на отсутствие точной информации, этот вопрос почему-то раньше не возникал. Просто не приходил в голову. Отцовство казалось естественным. «Ребенок», «ребенку», «для ребенка», «маленькая девочка Ксюша» – вот слова, которые произносили в агентстве, а затем при встрече их повторил Василий Васильевич Базилюк.
– Будь добра, проводи, пожалуйста, Софью Филипповну, – попросил Комлев, не желая растягивать разговор.
Соня безошибочно угадала, что он не хочет при ней, постороннем человеке, вести привычную игру с Ксюшей. Их шутки, веселые словечки, нарочная вредность или притворное огорчение не предназначены для чужих глаз и ушей.
«Он действительно ее обожает», – подумала она.
– Пойдемте, пойдемте, – нараспев произнесла Ксюша и улыбнулась. Она выглядела совершенно счастливой, и, казалось, строгий вид новой гувернантки не произвел на нее впечатления: не расстроил, не озадачил и не разочаровал. Будто армия предыдущих гувернанток выглядела точно так же. – Кстати, у нас водятся привидения, – сообщила Ксюша уже на лестнице, – но я не обращаю на них внимания.
– Это правильно, – заметила Соня. – Ночью нужно спать.
– А еще у нас водится Лора, она очень красивая, но я ее не люблю.
– Почему?
– Причин так много, что я и не знаю, с какой начать. – Голубые глаза Ксюши вспыхнули веселым огнем. – Вы можете называть меня коротко – Ксю, если хотите. А вон ваша комната, – она махнула рукой и остановилась. – Как раз рядом с моей.
– Спасибо, что проводила. – Соня сдержанно улыбнулась. – Завтра суббота, ты не учишься, и мы целый день проведем вместе.
– А сегодня вам надо отдохнуть. Не беспокойтесь, я это прекрасно понимаю. Не буду вам мешать.
Ксюша развернулась и бодро направилась обратно к лестнице, а Соня подошла к двери, провела ладонью по волосам (все идеально) и одернула пиджак. Знакомство с хозяином дома состоялось, Комлев оправдал ожидания. В нем она увидела уверенного в себе человека, жесткого, порой насмешливого – о, вряд ли он когда-нибудь интересовался чувствами других, его мир не обременен чуткостью и добротой. Правда, есть исключение – Ксюша. Но как поведет себя Кирилл Андреевич, когда девочка подрастет и перестанет слушаться? Не сменит ли он милость на гнев? Не станет ли раздражительным и нетерпимым?
А с юным созданием вроде повезло… Ксюша не похожа на детей нынешних богатеев. Хорошая, приятная, умная, немного играет, но выходит это у нее забавно… «У нас водятся привидения». Уж не сама ли она расхаживает ночью по коридорам в белом одеянии? Что ж, такое случается, когда детям не хватает внимания и любви. Да, с девочкой будет легко.
Соня открыла дверь, но, почувствовав на себе цепкий взгляд, обернулась. Ксюша не ушла, а стояла около лестницы и очень внимательно смотрела на свою новую гувернантку. Словно прикидывала: «А чего мне ждать от нее и какая эта Мэри Поппинс на самом деле?»
«Нет, легко не будет, – вздохнула Соня. – Не следует спешить с выводами».
Она зашла в комнату, закрыла дверь, щелкнула два раза замочком, быстро скинула тесный пиджак, бросила его на кровать и… И медленно стала превращаться в совсем другую особу…
Спина от постоянного напряжения заныла, и Соня потянулась, точно кошка, утолившая голод первоклассной сметаной, щеки порозовели сквозь три слоя пудры, глаза потемнели и вспыхнули. Шаг, поворот, еще шаг… Полувздох, полустон, полуулыбка. Она расстегнула верхнюю пуговицу душной белоснежной кофты, вытащила шпильки из медовых волос, и те упали на плечи скрученным жгутом, который потянул назад, несколько раздражая.