Последние предложения были сказаны отрывисто и как будто через силу. Собеседник Шейна на некоторое время замолчал, углубившись, очевидно, в мрачные думы о неизбежной катастрофе, а Майкл тем временем, воспользовавшись заминкой, усиленно пытался вспомнить, что ему приходилось слышать или читать об этом человеке. Имя Бертона Харша казалось знакомым, и в памяти Шейна постепенно всплыли списки ведущих местных бизнесменов, крупнейших компаний, жертвующих на благотворительность, и ассоциаций по улучшению социальных условий, в которых оно значилось не на последних позициях.
— Огласка опасна именно с этой точки зрения, — продолжал Харш, — и Сара Мортон все знала. Она целую неделю что-то разнюхивала, копалась в каких-то архивах и добилась-таки своего. Что ни говори, а в способности собирать и обобщать малоизвестные факты этой даме не откажешь.
Есть еще один аспект, Шейн. Сейчас я скажу, и ты поймешь, почему я оказался взбешенным до такой степени, что грозил расправиться с ней, — мистер Харш овладел собой, речь стала четкой и размеренной. — У меня есть жена и две дочери. Виола в этом году оканчивает школу. Мэри пока только четырнадцать. Ни жена, ни дочери ничего не предчувствуют и не знают. Дочери у меня просто замечательные, а жену я боготворю и не сомневаюсь, что в любой сложной ситуации могу рассчитывать на ее понимание и поддержку. Жена поймет, но дети… как им объяснить? — Харш опять прервался, задымил сигарой и через минуту заговорил снова: — Признаюсь со всей откровенностью: Шейн, я умоляю тебя — как умолял и мисс Мортон, — неужели мне не простится один жалкий проступок, свойственный скорее мальчишке, чем зрелому мужу, неужели судьбе угодно будет распорядиться так, что все, накопленное с огромным трудом за долгие годы, одним махом будет у меня отнято?
Я повторяю сейчас слова, которые говорил неделю назад мисс Мортон, задаю тебе тот же самый вопрос. Я пришел умолять ее сразу же, как только узнал, что она раскопала этот старый, давно забытый случай и планирует изобличить меня в одной из своих гнусных, лицемерных статей. Наглая, отъявленная шантажистка! Вздумала читать мне мораль, учить меня принципам, ссылаясь на священный долг гражданина перед обществом и этику журналистской профессии! Боже правый! А я-то, дурак, клюнул, поверил в ее искренность, спорил о приличиях и порядочности, взывал к чувству гуманизма, резонно утверждая, что никто и ничего не выиграет от того, что она разворошит старое, наоборот — скольким достойным людям это будет стоить репутации! И как последний идиот я подумал, что она согласится. Серьезно так обещала все обдумать, взвесить. Купила меня, заговорила зубы, а в душе, наверное, постоянно прикидывала, сколько из меня можно вытянуть.
Несмотря на то, что по ходу рассказа возмущение мистера Харша все нарастало, он хорошо контролировал свои движения и не допустил ни одного лишнего жеста. Когда он в очередной раз сделал паузу, чтобы затянуться сигарой, Шейн, рассматривая его квадратную, слегка выступающую вперед челюсть, решил, что сидящий рядом человек умеет управлять эмоциями, потому что курил мистер Харш в совершенно расслабленной, свободной манере.
Шейну не терпелось поскорее услышать продолжение рассказа, и он спросил:
— А когда впервые вам стало известно, что мисс Мортон твердо намерена опубликовать статью? И от кого?
— Мне сказал Карл Гарвин. Карл на нее работает, возглавляет в ее синдикате местное отделение, и мисс Мортон дала ему задание собрать обо мне определенную информацию. Не подозревая, конечно, что Карл в тот же день со мной этим поделится.
— Гарвин — ваш друг?
— Он помолвлен с моей старшей дочерью, Виолой. Должен заметить, что к Карлу у меня претензий нет, он со своей стороны сделал что мог, пытаясь отговорить мисс Мортон. Ну а когда не получилось — пришел ко мне, и ему было действительно неудобно. Далеко не всякий из нынешних молодых людей не откажется от намерения жениться на девушке, узнав, что биография его будущего тестя запятнана в прошлом обвинением в убийстве.
— И все-таки когда вы поняли, что обещание, вернее, угроза Сары Мортон заявить об этом в прессе серьезна, что это не пустое сотрясение воздуха?
— Вчера. Когда она потребовала денег. Но эту часть вы знаете. Понимая, что подобный поступок выставит ее в неприглядном свете, мисс Мортон не обратилась за защитой в полицию, а разыскала частного детектива. И знаешь, Шейн, ее требование было очень вежливо выражено — исключительно умно сформулированное письмо. Сомневаюсь, чтобы, основываясь на ее выражениях, я смог законным путем доказать факт попытки принуждения к даче взятки. Мисс Мортон прислала мне второй экземпляр статьи, отпечатанный через копирку, а в прилагаемом письме пояснила, что оригинал у нее и она пока думает, дать ход этой публикации или придержать ее. В письме особенно подчеркивалось, что сенсационная статья вроде этой вызовет большой читательский интерес, прибавит ей авторитета как репортеру криминальной хроники и, уж конечно, ощутимой суммой осядет на ее банковском счету. И вот, учитывая последнее, а именно — на какие финансовые потери она готова пойти, дабы совершить благородный акт сохранения в тайне моего прошлого, мисс Мортон предложила мне заплатить ей двадцать пять тысяч. Может быть, я упрощаю, но все равно — сквозь завуалированность и словесную шелуху весьма недвусмысленно просматривалась угроза сделать меня героем первой полосы ближайшего номера и тем самым разорить.
Майкл Шейн выругался и заворочался на сиденье.
— Никогда бы не подумал, что Сара на такое способна.
— И еще, Шейн, можешь поверить мне на слово — эта операция, сделка, как ни назови, подготовлена и исполнена на высочайшем профессиональном уровне. Перетряхивая на протяжении двадцати лет секретнейшие криминальные материалы, имея неограниченный доступ практически к любым делам и архивам по всей стране… тут невозможно даже приблизительно оценить, скольких еще она шантажировала. А я всего-навсего оказался одной из жертв. Я не был первым, кто грозился ее убить, зарезать ее же ножницами.
— То есть вы хотите сказать, что верно рассчитали орудие убийства?
— Я ей буквально сказал, что с величайшим удовольствием всадил бы эти замечательные ножницы в ее черное сердце вымогательницы.
Майкл Шейн удрученно присвистнул.
— Ну и ну. Если мисс Лалли даст показания, что слышала, как вы говорили эти слова, для вас все будет кончено. Хорошо, а теперь — где вы были сегодня вечером?
— Целый день катался на катере. Один. Утром я проснулся со страшным похмельем, голова болит, в глазах темно, а на душе так погано, что лучше бы и не просыпался. После того что произошло предыдущей ночью, когда я дурак дураком брызгал слюной перед мисс Мортон, я не мог никого видеть. Даже жену. Поэтому я тихонько собрался, оделся и незаметно уехал в Хоумстед. Там у меня маленькая рыбацкая хижина. Весь день я проболтался на волнах и вернулся как раз вовремя, чтобы не опоздать к назначенному на семь часов ужину с Карлом в «Мысе семи морей». После ужина он отвез меня домой, и мы сидели до девяти.
— Может ли кто-нибудь подтвердить вашу прогулку на катере? Видели ли вас по дороге из Хоумстеда?
— Нет, мне не встретилось ни души. Ни поблизости с хижиной, ни по дороге обратно я никого не встретил.
— Значит, с точки зрения полиции, вы запросто могли вернуться в город тридцатью минутами раньше, пойти в «Тайдхэвен», подняться на четырнадцатый этаж и свести счеты с мисс Мортон, так? А потом уже отправились на ужин в «Мыс семи морей» в обществе будущего зятя.
— Правильно, — согласился Харш, — но это в том случае, если мисс Мортон была убита до семи. — Он вздохнул: — Так до семи или после?
— Полной уверенности нет, — признался Майкл, — есть некоторые детали, наводящие на мысль, что она была жива и в семь тридцать, но в то же время по другим свидетельствам самое позднее — это половина седьмого.