Она слышала все, даже то, что сказал родителям посланник регента. Брук как раз шла к конюшне, когда к воротам подъехал модный экипаж. Ее разобрало любопытство, и она решила остаться и узнать причину приезда незнакомца. Дома не принимали гостей – только когда приезжали в Лондон. Так что в графстве у них почти не было друзей. А Брук никогда ничего не рассказывали, поэтому подслушивать вошло у нее в привычку.
Сначала Брук будут искать в ее комнате, затем в оранжерее и только потом в конюшне. Во всех трех убежищах.
Но пока что она не хотела, чтобы ее нашли, поэтому даже не остановилась посмотреть, заживает ли вывихнутая правая передняя нога жеребца и не погладила новорожденного жеребенка. Она просто приказала мальчишке-помощнику поскорее оседлать Ребел[1] – ее лошадь. Брук назвала лошадь так, потому что сама была мятежницей, во всяком случае, в душе. Презирала жизнь, которую вела, и мечтала ее изменить. Конечно, это было невозможно, и Брук, в конце концов, была вынуждена смириться.
Она не стала ждать конюха, который ушел на обед. Ему вовсе необязательно сопровождать ее, потому что Брук разрешено ездить исключительно по землям Уитвортов. Правда, земли эти были обширными. Их четверть занимала большая овечья ферма – основа богатства Уитвортов, многие годы торгующих овечьей шерстью. Конечно, никто из семьи понятия не имел, как стричь овец. Остальная земля либо пустовала, либо заросла лесом. И по пустошам, и по лесу можно было мчаться галопом, а это было именно то, в чем Брук сегодня нуждалась. Прежде чем родители сообщат ей «новости», ей требовалось достаточно времени, чтобы осознать все, только что подслушанное.
Первой ее реакцией было крайнее недовольство Робертом, дуэль которого будет стоить ей давно обещанного лондонского сезона. На почве подготовки к этой поездке она даже сблизилась с матерью. А Брук не так уж часто ее видела. Не знай она мать лучше, подумала бы, что та предвкушает путешествие в Лондон.
Скоро Брук предстояло сложить вещи и уехать отсюда. Ей уже купили сундуки и сшили новый гардероб. Харриет устраивала дочери сезон в Лондоне вовсе не из любви к ней. Просто этого ожидало от родителей девушки общество, а мать всегда делала то, что от нее ожидало общество. И Брук никогда не ждала чего-либо с таким нетерпением, как этой обещанной поездки. Вот тебе и обещания!
И тут на нее нахлынул страх. Ей придется выйти замуж за абсолютно незнакомого человека!
Но пока они с Ребел летели по лугу, она поняла, что подобная перемена планов может быть своего рода благословением, потому что это самый быстрый и надежный способ убраться подальше от этой семейки. Брук волновалась, что, приехав в Лондон, окажется не на своем месте, потому что практически не обладает никакими умениями, необходимыми леди, и поэтому ни одному мужчине не захочется на ней жениться. Теперь эти тревоги исчезли.
И хотя разочарование и страх по-прежнему оставались, все же ей с трудом удавалось сдержать улыбку. Губы помимо ее воли так и растягивались в стороны… Она никогда прежде не испытывала столь противоречивых эмоций, но похоже, страх перед человеком, который «вполне возможно, убьет ее, как только затащит в постель», и перспектива жизни вдалеке отсюда не могли затмить радости от мысли, что она навсегда оставит дом.
Конечно, она предпочла бы не быть брошенной в пасть волка, но любая судьба лучше, чем жить в семье, где ее не любили.
Доскакав до леса, Брук придержала лошадь и направила ее по хорошо знакомой тропинке. Именно этой дорожкой они с горничной Алфридой ходили за травами. В своих бесчисленных путешествиях в самую глубину леса они сами протоптали тропу.
На маленькой залитой солнечным светом полянке Брук спешилась и посмотрела на небо. Криком выплеснула ярость, потом выплакала страх и наконец рассмеялась от облегчения. Наконец-то она вырвется из-под власти бессердечных родных.
Боже, она не станет скучать по дому и этим людям… кроме слуг, конечно. Элис, горничная, убирающая наверху, подарила ей к сезону коробку вышитых вручную лент. Брук рыдала, поняв, сколько времени и любви вложено в этот труд. А кухарка Мэри, которая при встрече всегда ее обнимала и совала в руку пирожок! Или Уильям, конюх, который из кожи вон лез, чтобы рассмешить Брук, часто впадавшую в мрачное настроение. Но она будет безутешна, если вместе с ней в Йоркшир не сможет поехать ее горничная. Слишком сильно будет тосковать по Алфриде Уичвей, которая была вместе с Брук с первых дней ее жизни. У Харриет почти сразу же пропало молоко, и Алфрида, недавно потерявшая ребенка, сначала стала кормилицей, а потом и горничной Брук. Эта тридцатитрехлетняя женщина с темными, как ночь, глазами и волосами стала ей настоящей матерью, куда более родной, чем Харриет. А также лучшим другом. Грубоватая, властная, иногда возмутительно резкая, Алфрида ни в малейшей степени не была услужливой, мало того, считала себя ровней всем окружающим. Причина, по которой Брук проводила так много времени, ухаживая за растениями в оранжерее, была проста: Алфрида желала иметь все необходимые ей травы, причем круглый год.