- Все понял, светозарный, - закивал Эзул, остренько поглядывая хитрыми глазками. - Сделай милость, отведан сладкой лепешки с фазаньими мозгами, я их сам пеку...
- Сам печешь, сам и жуй. - Миликон покрутил крупным белым носом. - Вели своим рабам, чтоб ходили мочиться подальше. Так и бьет в ноздри.
- Исполню, светозарный. - Эзул вдруг захихикал. - Дозволь надеяться, что старый Эзул будет скоро вознагражден за верность и усердие...
- Надейся, - великодушно разрешил Миликон.
- Одну только утеху себе и позволяю - сладкую еду, - жалостливым голосом сказал Эзул. - Жилище совсем обветшало, на одежду и то не хватает...
- Ну-ну, не прибедняйся, старый плут. Будто я не знаю, сколько у тебя серебра накоплено. Где павлидиев сынок? Почему я должен ждать? Было тебе ведено...
- Я исполнил, светозарный! Все сделал, как ты велел. Не моя вина, что он опаздывает.
- Собачий род, - пробормотал Миликон и пнул ногой груду плетеных корзин. - Сиди тут и нюхай.
- Светозарный, - сказал Эзул после недолгого молчания, - никто из верных тебе людей не знает так хорошо торговлю и ремесла, как я. И когда ты по праву займешь трон Тартесса...
- Я сделаю Амбона верховным казначеем, - усмехнулся Миликон.
Эзул так и подпрыгнул, затряс неопрятной бородой.
- Амбона! - возопил он. - Этого толстобрюхого навозного червя, чья ослиная голова глупее зада последнего из моих рабов!
- Может, и так, - развлекался Миликон, - но со своей ослиной головой он оказался умнее тебя. Амбон достиг богатства, а ты...
- Да он всю жизнь душил меня! - Эзул брызгал слюной, бил себя кулачками в грудь. - Он потопил в море мой корабль, он не подпускает меня к Касситеридам! Он меня разорил, да заворотит ему Черный Бык кишки навыворот, да заклюют его голодные цапли!
- Отодвинься, - прервал Миликон яростный ноток брани. - Я пошутил. Если ты завтра сделаешь все так, как я велел, - будешь казначеем.
- Можно ли так шутить, светозарный Миликон, - захныкал Эзул. - Позволь сесть... меня ноги не держат от твоих шуток... Конечно, я все сделаю, как велишь. Разве я когда-нибудь...
- Ты сам будешь ведать погрузкой, потому что грека я вечером увезу на охоту. Ни мне, ни ему не нужно завтра быть в городе.
- Ты не будешь? - Эзул заметно обеспокоился, глазки у него забегали. Но если...
- Не бойся, - небрежно бросил Миликон. - Ты сделаешь дело без помехи. Завтра людям Павлидия будет не до нас. - Он пропустил меж холеных пальцев завитую бороду. Повысил голос: - Долго еще я буду ждать этого собачьего сына?
Тут из мастерской донеслись крики. Дверь распахнулась, в каморку шагнул молодой человек в короткой, до колен, темно-серой одежде, перетянутой широким кожаным поясом, какие носили тартесские моряки. На его загорелых щеках курчавился юношеский пушок, твердые губы кривились в усмешке.
Он мяукнул вместо приветствия, повалился на корзины, непочтительно спросил:
- Что нового, Миликон?
Верховный казначей прикрыл веками глаза. Его коробило от такой развязности, однако он не одернул юного наглеца.
- Я привык, чтобы ожидали меня, - сухо сказал он, подчеркнув последнее слово.
Юнец заворочался, устраиваясь поудобнее, корзины трещали и скрипели под ним.
- Я очень торопился, - ухмыльнулся он, - но сегодня всюду разъезжают глашатаи, и меня дважды задержала толпа. Я даже выучил великое изречение наизусть. "Сущность не в рыбе иль мясе", - гнусаво затянул он.
- Перестань, - Миликон поморщился.
- А потом, - продолжал юнец, пристраивая одну из корзин себе на кудлатую голову, - потом мне пришлось малость проучить палкой нахальных рабов, загородивших мост носилками. А потом, когда я вошел в мастерскую этого прыткого старичка, - тут он запустил в Эзула корзиной, - я споткнулся о канаты. Твои рабы растянули там канаты, и мне пришлось вздуть одного или двух... Кстати. Миликон, не твои ли носилки были там, подле моста?
- Я терпеливо сношу твои дерзости, Тордул, потому что...
- Потому что побаиваешься моего грозного родителя.
Миликон выпрямил спину.
- Я никого не боюсь, - сказал он высокомерно. - Я столь же светозарен, сколь и твой отец. А ты хоть и предпочел удел простого моряка, не должен забывать, что в твоих жилах течет кровь высокорожденного...
- Пополам с кровью рабыни, - вставил Тордул. - А ваши титулы для меня все равно что плевок.
- Я сношу твои дерзости только потому, что у нас с тобой одна цель.
- Да, - сказал Тордул, - с тех пор, как ты рассказал мне о несчастном Эхиаре, у меня одна только цель: восстановить справедливость, вернуть Тартессу законного царя.
- Этого хочу и я.
- Давно уже слышу. Но дальше разговоров дело не идет. Чего ты ждешь, Миликон? Я перестал тебе верить.
- Я ждал удобного часа. Теперь он настал.
Скрипнули корзины. Тордул вскочил, стал, широко расставив голенастые ноги, перед Миликоном, впился в него напряженным взглядом.
- Настал? Ты говоришь - настал наш час?
- Да. Не знаю только, готов ли ты со своими...
- Мы готовы! - крикнул Тордул. Он подскочил к двери, выглянул, потом заговорил свистящим шепотом: - Тартесс пропах мертвечиной, вот что я тебе скажу! Великая Неизменяемость - ха! Да она только на кладбище и бывает, неизменяемость! Сидят в своих дворцах, провонявших кошками, жрут с серебряных блюд...
- Я сам ем с серебряного блюда, но это нисколько не вредит моему пищеварению, блистательный Тордул, - с тонкой усмешкой сказал Миликон.
- Хватит! - рявкнул Тордул. - Да, я блистательный по рождению, но не желаю носить титула, который теперь продается за деньги любому богатею.
- Деньги нужны казне, - спокойно возразил Миликон. - Это я тебе говорю, как верховный казначей.
- А куда идут эти деньги? На новые дворцы, на кошек, на наложниц? Олово - вот богатство Тартесса. Возим мы его, возим с Касситерид, а кто его нынче у нас покупает? Все склады забиты слитками. Где фокейские корабли? Как можно было допустить, чтобы Карфаген стал на их пути?