Лягуха, рыкнув, выпрямила нижние конечности и взмыла вверх. Еще мгновение, и она обрушится на растянувшихся на земле людей. Что-то в ее расчетах произошло не по плану, и тварь слишком сильно оттолкнулась. Перелетев Люка с Эдом, жаба опустилась на колодец. Колодец вырыли давно, а вот апгрейдом его занимался лично Эд. Беря во внимание его патологическую тягу к сварочным работам, можно легко себе представить, что он там соорудил. Сваренный из кусков арматуры и прочей дребедени каркас, обхватывающий кольцо колодца, был с любовью укрыт кусками жести и вездесущей колючей проволоки. Объяснял Эд такое произведение искусства просто — чтобы коровы не совали свои морды. Принимается, только вот коров у него никогда не было.
Как бы там ни было, но проломив эту конструкцию, жаба увязла в ее обломках, давая шанс людям на спасение.
Эд хоть и старый, но соображал быстро. Перевернувшись на живот, он проворно пополз в сторону входных дверей, по ходу движения сорвав с шеи нитку с запасным ключом. Люк решил не отставать и, кое-как поднявшись, нагнал Эда. Подхватил подмышки и дернул вверх, скорее заставляя, а не помогая подняться на ноги. Через несколько секунд старый отшельник провернул ключ в замке и попытался юркнуть в помещение, закрыв дверь перед самым носом Люка. Не вышло. Мощным ударом ноги в живот (откуда только силы берутся) Люк отшвырнул Эда вглубь комнаты и, шагнув через порог, закрыл толстую металлическую дверь, отсекая себя от кошмара на улице. В дверях что-то щелкнуло.
— Теперь поговорим как джентльмены, — недобро смотря на Эда, Люк принялся закатывать рукава на рубашке.
— Я тебя сейчас убивать буду!
Глава 5
Подойдя вплотную к Эду, Люк собрал воротник его ковбойки в левый кулак, а правым стал наносить удар за ударом, делая паузы лишь для того, чтобы вставить очередное слово:
— Ты… Старое… Потертое… Седло… Мула.
Первым точным ударом Люк своротил приплюснутый и широкий от природы нос отшельника набок. По губам и подбородку того полилась кровь. Несмотря на острое желание убить негодяя, по чьей вине погиб такой хороший парень как Барти, Люк смог по-настоящему вложиться только в первый удар, все последующие не причиняли видимого ущерба лицу Эда.
Дыхание вырывалось из груди натужным хрипом. Кулаки отяжелели настолько, что казались отлитыми из чугуна. Руки повисли вдоль тела плетьми.
— Что же ты, а?
Злости уже не осталось. Или сил на злость? Все нутро Люка терзала горечь утраты только, казалось, приобретенного настоящего друга. Первого в его жизни. Закаленного так, как другим и не снилось.
Барти. Малыш Бартоломью. За один день он дважды спас его жизнь и к третьему спасению приложил максимум усилий. Этот максимум был весом в его, Барти, собственное существование в этом мире. Сошедшем с ума мире.
— Если бы ты нас впустил сразу, а не пританцовывал на крыше… Чем ты думал, чем? Что такого мы сделали, что ты готов был оставить нас там умирать?
Эд молчал. Сидел на бетонном полу, укрытом циновками и прочей чепухой, и молчал.
Ничего Примечательного в «бункере» не было. Жилище являло собой именно то, чем, собственно, и было — пристанищем сумасшедшего.
Самым дорогим атрибутом интерьера в доме был радиоприемник. Ламповый. Стены увешаны плакатами и агитационными листами с надписями на разных языках. Вот со стены смотрит человек с такой же козлиной бородкой, что и у Эда, с залысинами. В вытянутой вперед руке он сжимает кепку. Это Ленин. Люк знал. А вот и еще один известный персонаж — Че. Всякая революционная чушь.
— Ты боялся, мы увидим это и расстреляем тебя? Или испугался за свой космический плазменный астрокунцкомбаин? — Люк стукнул кулаком по крышке радиоприемника, отчего тот жалобно крякнул и чихнул облаком пыли.
С улицы послышался рев «жабы», и тут же дом Эда ощутимо тряхнуло. Люк подошел к окну. Чудовище, раззявив зубатую пасть, зашлась в истерическом крике, потряхивая одной из конечностей, на которой из четырех когтей-сабель осталось только три.
— Надо же! — усмехнулся Люк. — Эта дьявольщина о твою «хижину» коготок обломила. Давай! Укуси нас, что б тебя!
«Жаба» предприняла еще одну попытку снести с лица земли бункер, но, так же, как и в первый раз, потерпела неудачу. Отошла в сторону и принялась пожирать застреленных Барти зомби.
— Тьфу, гадость какая.
Люк вновь посмотрел на притихшего Эда.
— Что?
Эд не ответил. Кровь унялась, и теперь старик пытался отереть ее с лица. Получалось плохо. Вместо полосы, прочерченной от поломанного носа до подбородка, после его нехитрых манипуляций тыльной стороной ладони на лице теперь красовалось кровавое смазанное пятно.
Взгляд Люка выхватил книгу на журнальном столике. На обложке был нарисован дородный пожилой мужчина с бородой и кучерявыми волосами.
— А это еще кто? — кивнул в сторону стола.
— Маркс.
— Физик?
Эд сплюнул на пол и, обнажив окрашенные кровью зубы, ответил:
— Первый президент соединенных штатов.
— Шутим? Это хорошо. Так ты ответишь мне на мой вопрос? Почему Барти погиб?
Эд исподлобья смотрел на Люка. Это начинало бесить. Неспешно потянув из кобуры кольт, Люк шагнул к отшельнику и упер ствол тому в висок.
— Я нажму на спуск, Эд. Во имя святой Девы Марии, ответь — отчего ты не впустил нас?
— Убери! — отмахнулся старик от дула пистолета. — Смерти не боюсь. Расскажу.
Люк спрятал оружие. Честно признаться — он не был уверен, что сможет выстрелить. Сразу после случившегося — да, но теперь?
Эд поднялся на ноги и посмотрел в угол единственной комнаты, туда, где к стене приставлена была лестница к лазу в крыше, через который он и выбрался для разговора с Люком и Барти.
— Закрой, а то мало ли…
Люк, забравшись под самый потолок, увидел цепь. Ухватился и потянул. Пришлось приложить все свои силы, и отверстие в потолке закрылось металлическим квадратом. В последний миг в узкую щелочку он успел заметить глаз жабы, уставившийся прямо на него. Значит, чудище уже отобедало и намеривалось предпринять попытку достать еще живых людей через крышу. Люк готов был дать любую клятву в том, что в этом глазу он увидел разум. Стало жутко.
Вернувшись, он опустился в кресло напротив Эда и стал ждать, когда тот соизволит объясниться.
— Я не знаю, что происходит, но могу с уверенностью сказать, что это не нормально. И даже не ненормально. Это дико и непонятно. А раз непонятное, то еще более страшное.
— Я тебе сейчас зуб выбью. Сам я все это знаю.
— Не перебивай. У вас с Барти была возможность поговорить по этому поводу, у меня — нет. Не с кем. Так вот, неладное я заподозрил позавчера вечером, с приходом кислотного тумана.
Люк встрепенулся.
— Что-то не давало мне покоя, но что именно — не знаю. Наутро мне было плохо так, как будто я кутил не менее недели, хоть и не пью уже четверть века, а в полдень… меня укусил гремучник.
Челюсть Люка отвисла. Заметив это, Эд успокоил слушателя:
— Я сделал все, что только можно сделать после укуса.
— Антивенин?
— Нет, я приготовился к смерти. А теперь у меня будет к тебе вопрос: скажи, как ты себя чувствуешь сейчас, и как ты себя чувствовал вчера?
— Плохо. Сушит, хочется пить постоянно. Лихорадка, помутнение в глазах, рвота.
Эд почесал клинышек бородки:
— Я думал, это от яда…
Люк все никак не мог сообразить, к чему клонит его собеседник. Эд встал и водрузил левую ногу на столик так, чтобы Люк смог рассмотреть то, что открылось его взору после того, как старик оголил голень. Четко просматривался укус змеи: две точки на припухшем выпирающем островке. Голень в том месте приняла цвет спелой сливы.