— Кофе! — воскликнула я и, как бандерлоги на зов Каа, последовала за Тэей в низкую дверь.
Помещение кофейни, как и в доме Хранительниц, опоясывали сидения. На разложенных на белой плитке коврах и подушках устроились те, кому не досталось места у окон. Посередине в изящной каменной чаше бил питьевой фонтанчик. Тэю приветствовал молодой человек с орлиным носом, одетый в длинную до пола белую рубаху, и сопроводил на балкончик в углу. Лицо юноши показалось знакомым, но я никак не могла понять, где я его видела. Полукруглый балкон, возвышавшийся над полом на несколько ступенек, обрамляли окна в заросший внутренний двор. Очевидно, что этот уютный уголок был зарезервирован за Тэей, так как он пустовал, несмотря на то, что народу в кофейне было битком.
— Спасибо, Бади, — Тэя ослепительно улыбнулась ему.
— Всё, что угодно для госпожи и её гостьи, — юноша махнул кудрями в мою сторону и исчез.
— Семья Бади владеет караваном верблюдов и возит кахве с юга. С детства он помогал им, а потом, несмотря на юный возраст, решил осесть и открыл пару лет назад это место, — она склонилась к моему уху: — Далеко пойдёт. Целыми днями он подаёт кахве и знает всё обо всех в этом городе.
— У него на пальце нет кольца, — заметила я.
— Он молод, — усмехнулась Тэя. — И его семья выкупила отсрочку, чтобы он мог подождать подходящую женщину.
Я едва сдержала возглас: «А что, так можно было?», а Тэя меж тем со вздохом откинулась на подушках.
— Каждое утро я прихожу сюда, чтобы начать с кахве свой день.
Она задумалась, глядя поверх моего плеча на зелень за окном, а я рассматривала посетителей. Тут были вперемешку мужчины и женщины, они держали в руках крохотные чашки и беседовали. Некоторые переходили от одной компании к другой, опускались на подушки, и между группами людей непрерывно тёк разговор. Похоже, кофейня была центром социальной жизни городка. Люди вставали, раскланивались с соседями и уходили по своим делам, и на их место приходили другие. Бади поставил между нами поднос с парой кружек воды и двумя тонкими чашечками с маслянистой чёрной жидкостью с нежной пенкой, и у меня в предвкушении задрожали руки. Рядом на блюдцах розовели полупрозрачные кубики, похожие на рахат-лукум. Я поднесла к носу чашечку и с наслаждением вдохнула насыщенный кофейный аромат.
— Ещё ни разу мне не встречался человек с Севера, который бы ценил кахве, — удивилась Тэя.
— Я полюбила его в другой стране. Там он звался кофе.
— В Америке?
Я кивнула и отпила, и это был он — настоящий чёрный кофе! Из зала к Тэе поднялся седобородый мужчина и зашептал что-то на ухо. Она кивала. Потом подошла девушка в бедной заштопанной одежде из серого холста, склонилась, и в вороте рубахи вдруг мелькнула толстая золотая цепь. Тэя просияла и погладила девушку по руке.
— Как я сказала, чтобы знать обо всём, что происходит — кахвехана лучшее место, — объяснила она, когда поток визитёров прекратился. — В дне пути отсюда караван ашиков — бродячих певцов. Что же, давненько они к нам не заглядывали…
Она приободрилась, улыбнулась своим мыслям и поднесла к губам чашечку.
— Кахве — крепкий, как смерть, и горький, как любовь, — взгляд её затуманился, Тэя прикрыла веки, но через миг очнулась и деловито спросила: — Ты видела мою мать. Что скажешь?
— Есть два варианта. С первым я ничего не смогу поделать…
— Придётся постараться! — перебила она.
— Ты хочешь, чтобы я лгала тебе и давала ложную надежду? Если твоя мать больна, ей нужен лекарь, а не ведьмак.
— Она не больна, я знаю это. Ты не видела того, что видела я!
— Духи и демоны не вселяются в людей просто так. Должна быть причина. Расскажи мне всё, что знаешь, с самого начала.
Протяжно выдохнув, Тэя отставила чашку. Махнула рукой юноше и поднесла оттопыренный большой палец к губам.
— Я родом из этих мест, — поняв мою просьбу буквально, она начала с самого что ни на есть начала. — Мать моей матери и все матери до неё были кочевницами. Зимой сгоняли стада овец на равнину, летом уходили в предгорья. Ненина с детства была лучше всех. Лучшей наездницей, лучшей лучницей. Ей прочили судьбу вождя… Если бы однажды племя не встретило Виллентретенмерта.
Бади принес кальян, и Тэя глубоко затянулась.
— Я знаю это чувство. Когда ты встречаешь кого-то самого прекрасного на свете, всё остальное теряет смысл. Ненина сбежала, пешком прошла полстраны на север и добралась до школы Юнтай — лучшей из лучших школ для будущих Хранительниц.
— Ты тоже училась там?
— Пятнадцать лет. Как и я, моя мать прошла отбор и служила самому дракону. А когда и это время закончилось, Ненина вернулась в родные места, чтобы возродить захиревшую касбу Шала — на границах становилось всё неспокойнее.
Тэя замолчала, а я воспользовалась моментом и кивнула Бади, показывая на кофе.
— Она выбрала себе мужчину, моего отца. Это было большой ошибкой! — в голосе зерриканки послышались обвиняющие ноты. — Когда ты рядом с драконом, мир ярок, игрив и солнечен, потому что ты рядом с солнцем. А когда твоя служба заканчивается, солнце меркнет. Она не должна была брать в мужья моего отца. Того — кого она так никогда и не смогла полюбить. Она не должна была брать никого, это безответственно!
— Но ты бы тогда не родилась, — сказала я.
— Почему это? — удивилась Тэя. — Она могла оставить его любовником и не привязывать к себе. Он бы пережил, встретил другую женщину, которая лучше относилась бы к нему… Мой отец был с Севера, он бежал сюда из Метинны после того, как та пала под Узурпатором. Мужчины с Севера всегда нравились нам. Есть в них что-то такое… Что будоражит кровь. Вызов, а не покорность. Он бы не остался один.
Молодой Бади поднёс мне вторую чашку кофе, теперь с двумя кубиками сладостей, и бросил жгучий взгляд из-под длинных ресниц.
— Женщины с Севера тоже нравятся нашим мужчинам, — засмеялась Тэя. — Тебе следовало подумать, прежде чем драться за того, кто тебе не нужен.
Я вперилась ей в глаза, а она, выдержав взгляд, усмехнулась:
— Женщина, озарённая любовью к своему мужчине, после ночи выглядит не так.
— Может быть, так выглядит женщина, озарённая сложным заказом? — меня начало раздражать назойливое внимание зерриканок к личной жизни других, но Тэя невозмутимо продолжила:
— Вот и моей матери не стоило столь собственнически относиться к отцу.
Я промолчала.
— Как бы то ни было, Ненина стала главой касбы, превратила её из захудалого городка в мощную крепость. В её понимании у меня не было иного пути, как стать Хранительницей. Я покинула Шалу ребёнком, отправилась в Юнтай. Годы тяжкой учёбы… Ух, как вспомню, пятки так и горят, но как же мы там веселились! Уверена, что веструм до сих пор не забыла наши с Вэей проделки. Лучше тех лет были только годы подле Виллентретенмерта. Ежегодно я приезжала сюда, домой, и последний раз навещала отца с матерью восемь лет назад, прежде чем мой отряд отправили на границу с Хакландом…
Она замолчала, взглянула на меня.
— Прошлое настигает неожиданно. Голос твоего мужчины и голос моего отца похожи как горошины в стручке… — задумчиво сказала она. — Когда до столицы дошла весть о войне, о том, что чародеи захватили касбу, я добилась, чтобы мой отряд перевели сюда. Вэя погибла в том бою. Моя лучшая подруга и единственная, кто понимал меня. Мы вышибли чародеев из крепости и вырезали лагерь у перевала. К сожалению, глава Чистого Братства с небольшим отрядом ускользнул. Я нашла мою мать в подземелье, в одной клетке с отцом.
Чашечка, которую Тэя держала в руке, задрожала. Она отставила её, вцепилась в трубку кальяна и некоторое время молча курила.
— Первое, что помню, это зловоние, настолько густое, что его можно было потрогать. Отец сидел в углу камеры. Лицо и руки вздулись, поплыли, волосы превратились в кашу. Мать сидела рядом, закрыв глаза, и не откликалась на мои слова. Я попыталась увести её и краем глаза при свете факела где-то на стыке света и тьмы увидела мелькнувшую бесплотную тень.