— Хочешь расскажу, как вообще появились Отборы? И как проходили самые первые из них?
— Пожалуй, — на самом деле, мне действительно было интересно. Про драконьи Отборы мы все знали только то, что нам позволяли знать. Официальная информация гласила, что первый Отбор имел место сравнительно недавно – каких-то лет триста назад. И с тех пор, с того самого первого Отбора, вокруг этой темы витает ореол романтики. Слегка протухшей на мой вкус, но очень легко перевариваемой широкой общественностью. Девочкам рассказывают сказки о милой и скромной принцессе, победившей в Драконьем Отборе и оказавшейся в итоге истинной парой принца (куда же без этого?). Для девушек постарше существуют книги и пьесы… Но ведь за этой красивой картинкой тоже что-то есть. И возможно, кое-что из этого мне даже расскажут...
— За ужином?
Я оценивающе посмотрела на Каролину. Понятно, что она свою работу выполняет, но как-то уж очень много энтузиазма.
— Слушай, а там, под иллюзией, ты какого пола? – уточнила я.
— Тебе ничего не угрожает в любом случае, — безмятежно ответили мне.
Ага. Очаровательно. Вы же не хотите мне сказать…
— Так что, ужин? — Каролина невинно похлопала глазами.
— Ты ведь не отстанешь, — резюмировала я.
— Не-а!
— Значит так и быть. Ужин.
*
К вопросу организации ужина К-каролина подошла серьёзно: нам накрыли на террасе, и начинающийся закат превратил обычный ужин в феерическое шоу. Не подвёл и разговор – рассказ был на редкость занимательным.
— На самом деле Отборы – это наследие того мира, откуда мы пришли. Там проводились подобные мероприятия двух типов. Были Смотрины, вполне благопристойные по сути своей собрания, на которых драконы искали свои истинные пары… И не стоит поднимать так брови: в том, изначальном мире, парность определялась прикосновением, а не через постель.
Откуда мы пришли, значит. И вот теперь думай – кто из братьев? Или это просто провокация? Впрочем… Гадать бессмысленно, да и сквозь иллюзию не заглянуть – выдам себя. Значит, только и остаётся, что принять правила игры. И сделать вид, что не замечаешь оговорок – наверняка умышленных.
— А второй тип отборов? – поинтересовалась я, отдав должное поразительно вкусному мясу.
— Выбор наложниц. И уж это были развлечения неофициальные, где каждый знатный род и даже каждый отдельный дракон могли сами устанавливать правила. И выдавать требования к кандидаткам. Хочешь – приглашай одних только блондинок или брюнеток, хочешь – устраивай оргию, хочешь – маскируй под конкурс актрис, танцовщиц или певиц, хочешь – лепи лекала...
— Лекала? — в моём понимании, это немного выбивалось из общего вполне очевидного ряда.
— Например рост, вес, форма лица, носа, губ, объёмы интересных округлостей – всё это могло нормироваться. Порой изготавливали даже специальные лекала, чтобы быстрее измерить “правильность” носа или ступни. Отсюда название.
— Но это же идиотизм! – поразилась я. – Они же будут одинаковые, как чашки из одного сервиза. Где же в этом разнообразие красоты? В чём удовольствие – смотреть на толпу одинаковых женщин?
— Не знаю, — усмехнулась К-каролина. — Но представления о красоте порой так работают, и тут ничего не поделаешь. Для некоторых такая вот отборная наложница была показателем статуса – всё же, семьи обычно просили за них немало.
— И что, многие девушки соответствовали требованиям? — уточнила я с сомнением.
— Ты удивишься, но – да. Часто родители и опекуны, особенно озабоченные выгодами, могли с детства держать дочерей впроголодь, подвергать тренировкам и даже различным вмешательствам. Были мастера, способные заставить нос, грудь или ножку расти определённым образом. Конечно, это сказывалось на здоровье девушки, но такова история. Её не перепишешь.
— А девушки?
— А кто у них спрашивал? — искренне поразилась К-каролина. — Мы говорим о людях, да ещё и две тысячи лет назад. Патриархат и очень-нравственные-ценности! Что в переводе значит дословно следующее: идёшь, куда старший родственник мужского пола скажет, и спишь, с кем он прикажет. Нет, бывали исключения, понятное дело, но преимущественно девушки во всей этой системе считались скорее полудвижимым имуществом. Для драконов же это было больше развлечение; на том этапе люди воспринимались, как нечто среднее между травоядным оборотнем и обезьяной. Хуже были, наверное, только фейри.
— То есть, они не гнушались зоофилии? Если уж люди – как животные, — съязвила я.