- Алло.
А на том конце:
- А что у вас с телефоном, почему вы трубку не берёте?
- Ну, значит, занят был.
- Ну, и как вас принимать на работу, когда вы возьмёте, и вот так не ответите на телефон?
- А я смотрю, у вас с этим строго? – спрашивает Сержант.
- Конечно, как и везде.
- Благо, сейчас вы со мной хоть так разговариваете, а устроюсь я к вам на работу, так вы с меня за такое ползарплаты снимете, и плевали вы на то, что дома у меня двое детей. Так?
Некоторые, очень паскудные, пытались вступить с ним в перепалку, но чаще, после таких его выпадов, бросали трубку. Зато можно было быть уверенным - после такого, с другим соискателем работы говорили повежливей. Вот чем занимался Сержант. То грубить охоту отбивал, то всем видом показывал, что за такую зарплату на такой работе час максимум должно работать. Вроде, благое дело, если присмотреться.
А ещё он подрабатывал, охраняя корабль-ресторан по ночам. Там он мог спокойно спать всю ночь в специальной каюте, а по кораблю носилась собака, которая в любой момент могла предупредить об угрозе лаем. Но в одну ночь собака заскочила к Сержанту в каюту и стала, скуля, стаскивать сержанта с койки, вцепившись зубами в его штанину. Сержант говорил, что такой мольбы в глазах живого существа, и такого скуления, никогда не видел и не слышал. Он вскочил и направился за псом. Тот вывел его на палубу, оттуда к трапу, по трапу с корабля, и всё пятился и пятился задом от судна, увлекая за собой взглядом Сержанта. И вдруг – бах! Зарево осветило пёструю бело-серую расцветку шерсти преданного спасителя, пятящегося задом. Глаза пса стали крохотными зеркальцами, отразившими зарево взрыва и полыхание корабля, и теперь были словно две маленькие горящие лампочки. Сержант втянул голову в плечи, а потом повернулся посмотреть, что произошло.
И уже в следующее мгновение бросился к автомобилю. Дверь в их квартиру была открыта. Ни жены, ни дочки.
Он кинулся опрашивать соседей, позвонил в телевидение, стал звонить родственникам и знакомым, наделал ещё кучу глупостей; благо, проведение уберегло его позвонить в полицию в какой-то момент, а в другой - выглянуть в окно. Правильно заподозрил неизвестную машину, подъехавшую к подъезду. Когда услышал, что едет лифт, с остервенением рванул его алюминиевые двери в разные стороны у себя на этаже, сорвав несколько болтов, что привело к его экстренной остановке. Летя по ступеням, остановился у застрявшего лифта:
- Ну что, дебилы, докатались? – крикнул он тем, кто был внутри.
- Ты – труп! – услышал он из лифта.
А это ему только и надо было, чтобы убедиться, что за ним.
Случай спас – водитель в машине оказался всего лишь водителем. Он, походу, даже не знал, зачем он сюда привёз тех или того, кто сейчас сидел в лифте.
После некоторых скитаний Сержант оказался тут. И вот, прошли мы с ним обучение, завтра в город, а сегодня нам предложили пойти в бильярдную – попрощаться. А он ответил: «Посмотрим».
И я сказал: «Посмотрим». Как бесила меня жена, отвечая на это моё «посмотрим» своим: «На что посмотрим?». А сейчас я лижу и думаю, как можно было беситься на что бы то ни было, когда она тебе что-то говорит? Да понятно – почему. Жизнь – порой задница. Самое главное - и жена, и сын знают, что я жив, что борюсь и надеюсь. И они пусть надеются. Я вспомнил про жену, когда сказал: «Посмотрим».
Начиная с утра, весь следующий день ушёл у нас на проверку нашей готовности, сборы и отправку команд за командой на «заходы», как называли наше внедрение в закреплённые за командами объекты. В последний раз проверяли нашу психику и физиологию, в последний раз мы тестировали всю аппаратуру, которой были напичканы, как семечками огурцы.
Нас с Сержантом призвали в тот ангар, в который меня привезли сюда в первый день моего здесь пребывания, в 19:30. Там нас ждал электромобиль, за рулём которого сидел один из наших статистов.
Я ожидал, что придёт Седой, но он не появился. Пришлось прощаться с техниками, которые до последнего момента что-то ещё проверяли из техники, что была внутри нас.
Мы расселись и поехали, и я, подумав о том, что на протяжении всей операции этот человек, «статист», будет находиться в минуте езды от нас, произнёс вслух:
- М-даа, на всякий случай…
- Что? – спросил тот.
- Ничего, ничего, - ответил я, а Сержант, как будто даже ничего не заметил. Но я знал, он понял, что я имел в виду. Мы уже «включились» в свою роль, и я знал, о чём он думает, так тоскливо уставившись в окно. Это были последние наши мгновения, когда мы могли позволить себе слабость и немного подумать о себе.
В 20:15 «статист» остановил машину за восемь домов до нашего объекта, в месте, где не ведётся полицейское видеонаблюдение.
- Как только машина окажется на расстоянии получаса езды до вас, или с ней что-то случится, вы получите сигнал. В сигнале будет содержаться слово «контроль» и указание на количество минут езды до вас. Если вы разъединяетесь, мы находимся примерно посередине между вами, если от вас не поступает конкретного указания.
- Пошли? – обратился я к Сержанту.
- Пошли, напарник, - ответил тот.
Мы покинули машину. Ещё было достаточно светло.
- Ну что, устремимся? – спросил я.
- Погнали. Слушай, я как-то вообще ничего не чувствую. Хоть бы разнервничался, что ли, так нет. Я знаю, ты думал, с чего начать. Что надумал?
- Да, думал. По мне, так мы добьёмся большего успеха, если будем в доме круглые сутки. Мы могли бы сделать так, что нас не будут замечать, но иногда захочется что-то сделать, а тогда наша невидимость может боком выйти. Так что, внедряемся под видом детей, а дальше видно будет.
- Согласен. Это будет победоносно.
- Ого, как ты. С тобой можно идти в разведку.
- Такой пустячок на фоне того, куда ты со мной идёшь сейчас.
Мы посмеялись.
По обеим сторонам дороги, по которой мы шли к «своему» дому, стояли двухэтажные частные особнячки. Это был район, где в бессрочную аренду сдавалось жильё государственным служащим. Один раз пришёл поработать в государственную среду, на всю жизнь обеспечен жильём. Спрашивается – за что? Спрашивается – везде так по нашим Штатам? Что же это за район такой?
- Подожди, - сказал я, - а давай испытаем сейчас же, как работают наши системы? Давай проверим, где наша машина?
Мы подошли к телефонной будке.
К месту, куда надо было прислонить палец, чтобы запустить работу телефонного аппарата, я палец всего лишь поднёс. При этом коснулся пальцем другой руки до костяшки подносимой, и дисплей высветился «менюшкой». Я выбрал навигацию и задал идентификационный номер нашего автомобиля, отслеживаемого персональным спутником нашей организации. Данные я вводил новым, разработанным кодом. Уже с утра идут «заходы» по всем Соединённым Штатам Европы, и, скорей всего, кто-нибудь из солдат уже воспользовался им. На дешифровку кода у государственных органов уйдёт полтора года, но вирус, который уже запустила наша организация, обеспечит самоуничтожение каждого символа нашего кода ровно через сто пятьдесят дней, где бы на электронном носителе он не находился: или во всемирной сетке, или на персональных компьютерах, или в телефонах, или, даже, в факсах и принтерах. А за сто пятьдесят дней мы аккурат отправим каждого из участников педофилической системы - кого за решётку, кого на тот свет.
Дисплей стационарного телефона показал нам местоположение нашей перемещающейся машины.
Мы довольные хмыкнули и отправились дальше.
Специальное включение стационарного уличного телефона обеспечило нам поиск нужной информации с использованием подставных локационных и идентифицирующих данное устройство данных, а специальное выключение вообще удалило всю сессию. То есть, если действовать таким образом в течение пятидесяти трёх секунд, определение спецслужбами того, кто, когда, где и с какой целью использовал устройство полностью исключалось. Как раньше банк надо было успеть ограбить за сколько-то там минут, пока не прилетели полицейские, так нам сейчас предстояло время от времени похищать информацию с каких-либо устройств за пятьдесят три секунды.
До «нашего» дома оставалось ещё три. Мы притихли и стали сосредотачиваться. Дом уже виднелся. На улицах ни души. А вот и ответвляющаяся перпендикулярно от тротуара дорожка из мелкой мозаики, ведущая к чёрной двери. А вот и необычная кнопка дверного звонка – чтобы позвонить, надо было просунуть палец в разинутую пасть, прибитой на уровне плеча, головы льва. Искусная, между прочим, работа из бронзы.