В продолжении жизни обозначился жирный и большой вопрос. Уже час я подпирал болтающуюся дверь. Наконец Михалыч устал махать топором и, бросив его у истерзанной двери, сел в лифт и поехал, как я подумал, за новой порцией алкоголя. Я сидел на полу, прижавшись ухом к двери, карауля, когда лифт привезёт обратно этот ночной кошмар. Как ни странно, лифт то проезжал мимо, то двери открывались, но никто не выходил. В полном замешательстве, вздрагивая каждый раз, когда жужжал лифт, я так и просидел всю ночь…
Как выяснилось утром, Михалыч бросил топор не из чувства раскаяния или понимания содеянного, а просто он пошёл к себе домой за табельным пистолетом. Дома он передёрнул затвор, принял ещё на грудь и, полный решимости покончить с преступником в моём лице, шагнул в лифт. Но выпито было столько, что кнопки этажей начали расплываться. Сделав пару десятков безуспешных попыток попасть на нужный этаж, начальник управления милиции, вконец обессилевший, так и уснул в лифте с пистолетом в руке.
Поутру весь личный состав, который служил в том же отделении и проживал в этом же доме, осторожно перешагивал через своего начальника и, как ни в чем не бывало, ехал на службу. Надо отдать должное Михалычу: он пришел на следующий вечер и пытался починить сломанную пополам и изрубленную в хлам дверь. Я же, не особо веря в искренность и устойчивость его благих намерений, перекантовался пару ночей на матах в спортзале училища, а потом нашёл себе другое жильё, где никто не прыгал на меня с топором во время моих голодовок.
Глава 3. Waw!
Шла четвертая десятидневка. Если не ошибаюсь, шестой или седьмой день без еды. Я стою на трамвайной остановке, состояние бодрое, чирикают птички, бегут облака. Рядом стоят такие же, как я, только сытые, ожидающие своего трамвая. Вдруг всё резко изменилось.
Нет, с виду всё было то же – всё на своих местах – но стало для меня совершенно другим. Как будто я всю жизнь спал и видел сон, что я живу, а сейчас неожиданно проснулся и понял, что это не сон, а всё взаправду. «О, да всё не так просто, как я раньше думал!» – стоял я с раскрытым ртом и во все глаза смотрел на людей, машины, дома. Я чувствовал за всем и за каждым нечто, ещё непонятое мной, отчего всё приобретало совершенно иной смысл.
Приходили трамваи, входили-выходили люди, а я всё стоял, потрясённый внезапно открывшейся мне непонятной глубиной и наполнением всего вокруг. Было ясно, что во мне заработал некий инструмент, воспринимающий какую-то нефизическую составляющую этой жизни. И что с этим делать – я не имел ни малейшего понятия.
С этой минуты мои поиски способа оздоровления соединились с огромным желанием разобраться с этим неожиданным изменением моего восприятия окружающего мира.
Хотел поделиться с друзьями. Но понял, что мои описания очень смахивают на психическое расстройство на фоне голодовок. Никто вообще не понимал, о чём я. И я начал искать объяснений в литературе, журналах в надежде, что кто-то пережил подобное, и мне всё станет ясно. Да и голодовки, как я понял, от насморка избавляли ненадолго, и в поисках способа для продления эффекта я наткнулся на слегка шокирующий способ лечения – уринотерапию.
Так как нормальные и приличные способы мне уже не помогали, я решил: «А, катись оно всё! Будь, что будет!» Почему я на неё решился? Отчасти из-за того, что находился в некотором тупике, а отчасти из-за того, что она, как и голодания, была абсолютно бесплатная, но преподносилась как панацея от всех болезней.
И вот одним прекрасным утром я помочился в стакан, собрался с духом, зажмурился, зажал нос и с четвёртой попытки, залпом, не закусывая, наконец, выпил всё до дна. Поскольку на кону стояла цель моей жизни, моё звездное будущее, я готов был делать всё, чтоб её приблизить. Не берусь подтверждать те эпитеты, которыми награждалась урина – что она разумная и сознательная. Лично я в этот период выглядел полным несознательным дураком. Поначалу я пил по стакану в день, но в идеале в той брошюре, которой я руководствовался, предлагалось пить всю мочу, и постепенно я дошёл до этого. Ну, а пить нужно из чего-то, и приходилось всюду таскать с собой кружку.
Как оказалось, круговорот жидкости в моём организме происходил очень интенсивно. Могло приспичить и на улице, и на занятиях, и на работе. Деваться было некуда – доставал кружку и искал место, где её можно наполнить: надо ж для чистоты эксперимента выпивать всё до капли. Друзья спрашивают: «Ты чё кружку-то таскаешь?» А у меня принцип: научился сам – научи другого! И я так прямо всё и рассказываю: мол, пью всё, что написаю, и вам советую. Надо сказать, что друзей у меня в тот период поубавилось…