— В баню пойдёшь?
— В паню? — Ваня присел на кровати. Руки тряслись так, что если бы ему вручить палочки и барабан, Ваня выстучал бы ритм не хуже Ринго Старра. — А мошно?
— Можно-можно. Смотри не сдохни!
И Юрка стал собирать вещи для бани. Сосед сидел, потрясываясь.
— Чего сидим? — Юрка бросил в него полотенце. — Собирайся!
Через полчаса они шли по улице в сторону бани, а Ваня забегал вперёд, заглядывал Серову в глаза и всё выспрашивал: выпьют они после бани или нет? «Выпьем-выпьем…» — успокаивал его Юрка.
Увидев в бане толпу очкастых и бородатых дядек, Ваня совсем растерялся — видимо, подумал, что попал в какое-то благопристойное место, потихоньку разделся и сел в уголочке, сложив на коленях заскорузлые с чёрными пальцами руки.
— Сосед мой. Ваня, — представил Юрка своего чуваша главному инженеру партии Нестору Богдановичу Полещуку.
Нестор внимательно осмотрел на кадра и покачал головой:
— Давно пьёт?
— Пятый день, — Юрка снял крестик и положил на полку в шкафчик. Всякий раз забывает его снять, потом обжигается в парной.
— Хреново… Веди в парилку. Следи, чтобы копыта не откинул!
Юрка махнул Ване и повёл.
Надо сказать, сам Юрка баню не любил. Вот как-то так он устроен. Он многое не любил из того, что любят другие. В баню Юрка ходил, так сказать, «из корпоративного духа» — хотя и это не красило его белые вороньи перья. Но он знал, как люди любят баню, и видел, как могут самозабвенно париться. Но так, как парился Ваня, Юрка видел впервые.
Сорок минут! Сорок минут тот не вылезал из парилки. Он поддавал и поддавал, разогнал температуру до 120, опять поддавал и, в конце концов, залил всю печку, гад. При этом, когда Юрка заходил — нет, забегал в парную, чтобы не ошпариться, — поинтересоваться, как он? — Ваня стегал себя веником, рычал и приговаривал: «Как я, п… ть, люплю паню! Ты, Юрка, претставить сепе не мошешь…»
Из бани они выбрались часам к девяти. Ваня шёл по тёмной морозной улице распаренный, расслабленный, но не умиротворенный — видно было: душа у него горит. Не доходя до общаги, Юрка завернул на стоянку такси купить водки (90-й год — «сухой закон»). Потом зашли в круглосуточный магазин и взяли каких-то рыбных пельменей, хлеба, томатной пасты, ржавого сала и банку рыбных же консервов в томате.
Придя в общежитие, Юрка поставил воду для пельменей, нарезал хлеба, открыл консервы, покромсал сала. Ваня за подготовительной процедурой наблюдал, пуская слюну, как голодный пёс. Только он, гад, не жрать хотел, он выпить хотел, но понимал — Юрка ему нальёт, только если он что-нибудь съест. Последние двадцать минут, пока варились пельмени, для чуваша были самыми тяжёлыми. Наконец, Юрка разложил пельмени, добавил в них томатной пасты, налил Ване полстакана водки и, держа его за руку, поставил условие: вторые полстакана тот получит только после того, как всё съест.
Кажется, Ваня не жевал. Он пропихнул в себя горячие пельмени чуть не с тарелкой. И пока Юрка ел, следил голодными глазами — когда же Серов нальёт ещё. Юрка налил. А Ваня выпил. Выпил, повеселел и стал собираться за водкой. В бутылке оставалось жалких сто пятьдесят грамм — Юрка себе тоже наливал. Когда он уже оделся, между делом вслух рассуждая, у кого бы занять деньги (Юрка сказал, что потратил последние), то обнаружил: дверь закрыта на ключ, и ключа нет.
— Юрка-а-а-а! Ключ пропал… — сообщил он упавшим голосом.
Он, конечно, понял, что никуда ключ не пропадал…
Юрка сидел и молча наблюдал, прикидывая: убьёт его Ваня за ключ или не убьёт? Не убил. Постоял пару минут у двери, вернулся к столу, постоял, стянул куртку, бросил на кровать, посмотрел на Юрку глазами больной собаки — Серов помотал головой — и упал на кровать лицом к стене, накрыв голову подушкой.
Юрка убрал со стола, спрятал бутылку с оставшимися ста пятьюдесятью граммами и взял книгу — телевизора у них не было. Часов в одиннадцать разобрал кровать и лёг спать. Ваня за это время ни разу не пошевелился — Юрка даже беспокоиться начал: не помер ли? Но когда он выключил свет, Ваня сбросил подушку с головы. Не помер… И Юрка заснул.
Проснулся Серов от того, что кто-то копошился у него под кроватью. Юрка посмотрел на часы — начало третьего. Долго Ваня продержался — молодец!
— Вань. Ты чего?
Ваня под кроватью замер, потом выбрался, сел, схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, начал тихо подвывать.