В. Л.: Вы говорите, «квотирование», имея в виду количество рейсов?
Б. А.: Так устроена система, она обязательно регулируется государством по количеству, по частотам. Частоты – это и есть количество рейсов. Существует и некий паритет: в той стране, в которую летят из нашего аэропорта, есть своя авиакомпания. И нам это приносит дополнительные возможности. Являясь региональным аэропортом, мы в состоянии более эффективно выстраивать экономику.
В. Л.: Вы всегда подчеркиваете, что вы по профессии инженер.
Б. А.: Да!
В. Л.: Что нужно сделать, чтобы инженерная профессия была в престиже для абитуриентов? Пока здесь конкурс значительно ниже, чем в популярные экономические или юридические вузы. У вас есть рецепт?
Б. А.: Рецепт один: доводить до сведения детей максимум информации. К сожалению, большая часть из тех, кто даже поступает в вуз, плохо себе представляет, какие профессии есть в авиации. Авиация или автомобилестроение готовы привлекать людей всех профессий.
В. Л.: И гуманитарных?
Б. А.: И гуманитарных, конечно. Это экономисты, музейные работники… Вообще, спектр очень велик. Наши дети этого просто не понимают. Они считают, что в автомобилестроении только гайки крутят. А ведь автомобильная отрасль и авиация являются носителями прогресса. Именно они всегда работали как локомотивы для любой экономики. Вообще-то, прогресс прошлого века базируется исключительно на автомобильной технике. И все новые, прорывные технологии появлялись изначально в автомобильном сегменте. Это, во-первых. А во-вторых, нужно уметь показать детям, что инженерная профессия – это не нечто застывшее, что ты можешь оказаться на пике самых важных открытий.
В. Л.: А кто должен показывать? Школа?
Б. А.: Конечно, преподаватели. Качество наших учителей в любых звеньях, в школе, в вузе, где угодно, должно поменяться. Это не просто люди, которые преподают предмет, это люди, которые любят свой предмет и знают его особенности. Этот предмет у них должен быть на кончиках пальцев, как я часто говорю. Тогда будет прогресс. Я сам выпускник физтеха и могу сказать, что в этом заведении закладывают главный принцип – громадную заинтересованность во всем, что происходит вокруг тебя.
Ну и конечно, умение учиться. Учиться всю жизнь.
В. Л.: Когда вы были студентом физтеха, а, может быть, еще раньше, кто был тем человеком, с которого вы брали пример, рисовали собственную жизнь, собственные перспективы?
Б. А.: Конечно, это был не один человек. Это был некий собирательный образ. Я поступал в 1972 году и даже не помышлял, что могу пойти учиться на какую-то гуманитарную профессию.
Меня бы засмеяли в классе. Настолько очевиден был этот нерв пристрастия к достижениям именно в науке и технике. Я просто продукт своего времени. Собирательный идеальный образ – это академик Келдыш, это, безусловно, Королев, это Челомей, это Курчатов… И хотя для нас в то время они были обезличенные люди, но мы понимали, что есть такие, и о них изредка, косвенно, но где-то упоминалось. И мы хотели быть на них похожими.
Борис Алёшин: Первое – всегда учиться. Всегда. Второе, а может быть и первое, – формировать правильную самооценку и никогда не искать виноватых. Прежде всего заглянуть в самого себя и понять, что же не так? Без самооправданий. Эти базовые принципы помогают мне работать с людьми разных поколений. Я много и с удовольствием работаю с молодежью, как правило, в авиации и авиационных сервисах, и эти качества мне очень помогают.
Юрий Башмет:
«Совершенства я боюсь, я его пугаюсь…»
Юрий Абрамович Башмет (1953 г.р.) – альтист, дирижер, педагог. Народный артист СССР, Герой Труда России, четырежды Лауреат Государственной премии РФ и СССР, лауреат премии «Грэмми».
Виктор Лошак: Не могу не сказать о самой запомнившейся мне в жизни музыкальной лекции. Я летел из Франкфурта; около меня было свободное место в салоне бизнес-класса. Самолет уже должен был взлетать; вбежали вы, стали класть скрипку на багажную полку. Кофр открылся и выпал смычок, и дальше весь этот полет вы мне читали лекцию о том, что такое смычок для скрипача, какие бывают смычки, какие есть мастераа – это было самое интересное, что мне кто-то когда-то рассказывал о музыке. Но это так, к слову. А вот как-то мы вместе, если помните, были в Париже на юбилее у Мстислава Леопольдовича Ростроповича, и он сказал такую фразу, что «вы открыли миру альт». Что вы сделали? Вы стали иначе играть? Что значит открыть миру инструмент, который был всем тысячу лет известен?