В. Л.: Не ожидал, что для вас это такая же загадка, по сути дела, как и для меня.
Ю. Б.: Да для всех. Ну, конечно. Вот к чему я, допустим, стремлюсь? Мечта все-таки эту ноту (я не образно говорю ноту, а именно конкретно вот эту ноту) приблизить к богу, так скажем. Вот это и есть мечта. Это случалось дважды у меня в жизни. И я все жду, когда я опять…
В. Л.: Все-таки случалось?
Ю. Б.: Да, да. Но всего два раза. Или один с половиной…
В. Л.: А что вы почувствовали в момент, когда это случилось?
Ю. Б.: Что я почувствовал? Что нужно как-то дальше так себя вести (это в момент, когда я на сцене), чтобы не нарушить, не соскользнуть с этой тропинки, на которую попал. И я реально видел себя со стороны: вот отсюда все шло (прикладывает руки к груди – ред.), через меня проходило и уходило в зал; и я находился в зале в то же время, видел и слышал себя стоящим на сцене, понимал. Вот что происходило. Но это очень сильно; мурашки бегали по спине… Но еще есть люди, они живы, которые присутствовали на этом концерте; это было во Франции. Было очень много российских музыкантов, профессоров консерватории. Это был фестиваль русской академии русского языка и культуры. И есть свидетели – мой пианист Миша Мунтян; мы с ним играли. Это была соната Шостаковича. Но вы знаете, что это был единственный случай в жизни, когда мы ушли со сцены без аплодисментов из зала.
В. Л.: Потому что зал был в оцепенении или зал не понял?
Ю. Б.: Все всё поняли. Это был как гипноз. И мы ушли, как говорится, под стук копыт собственных: бум-бум-бум. Постояли, постояли, аплодисментов нет, – мы ушли. Потом менеджер влетел к нам в волнении через 3–5 минут: «Идите, там овации! Идите на сцену. Почему вы не идете?» – Я говорю: «Люди не аплодируют».
В. Л.: Паузаа – это самое ценное. Пауза, которая возникает в зале, такая завороженность услышанным.
Ю. Б.: Конечно. Но здесь еще и музыка…
Дмитрий Дмитриевич ушел с этим произведением из жизни. То есть он дописал, еще пожил несколько недель, по-моему, и все. Это последнее, что он сочинил. На самом деле там просветление, там философия. А вообще удивительно! Если бы у нас было, конечно, времени больше и был бы рояль, я бы вам показал. Это в чистом до-мажоре, все белые клавиши. Вот конец! С чем ушел Дмитрий Дмитриевич? С лейтмотивом «Дон Кихота» Рихарда Штрауса. А перед этим с цитатой «Лунной сонаты» Бетховена. Вот.
В. Л.: После ваших съемок в фильме «Асса» Сергей Соловьев сказал, что у вас «удивительное сочетание ума и безумия». Что он имел в виду?
Ю. Б.: Скорее второе.
В. Л.: Как вы решились стать на какое-то время актером?
Ю. Б.: Я этим не занимался и считаю, что я, конечно, дилетант в этом деле. Но были такие случаи. Во-первых, меня приглашали несколько раз Швейцеры (ну, я их так называю, муж и жена Швейцер) в «Крейцерову сонату». И Олег Янковский очень хотел, чтобы я был вот тем соблазнителем-музыкантом, к которому приревновал герой – его гениально сыграл сам Олег; я потом видел этот фильм. И я прошел пробы, но у них съемки совершенно невероятным образом совпадали с моим турне по Японии. Я ночь думал, лежал, не мог заснуть; ну и все-таки я сам для себя решил так: моя профессия эта, я не могу срывать контракт гастрольный. Я предложил перенос съемок, но уже они не могли перенести. Ну, а когда обратился ко мне Соловьев, я ему сказал: «Знаешь, я уже проходил это». Мы с ним уже хорошо были знакомы. Я говорю: «Во-первых, я не актер. Во-вторых, у меня нет времени». Он говорит: «Ну, кофе мы можем выпить, встретиться?» – Я говорю: «Ну, конечно».
В. Л.: Уболтал?
Ю. Б.: Он просто достал из кармана листочек бумажки, где были назначены съемочные дни с учетом моего графика. «Вот ты прилетаешь из Лондона, рейс такой-то, ты прилетаешь, и ночная съемка на Рижском вокзале. Первая». – «А потом?» – «А потом через две недели у тебя концерт в Большом зале. Ну, обычно ужин после этого. Но вместо ужина мы тебя там накормим, значит, приезжай, это в таком-то месте, съемка опять ночная. Ну, – говорит, – вот так легко все произойдет». Я не сумел отказаться. Но должен сказать, что я получил огромное удовольствие от самого процесса, от того, как это все происходит. Я окунулся в такой мир интересный. Сам я себе, естественно, там совершенно не нравлюсь, кроме одного эпизода, когда я молчу. И это, конечно, заслуга оператора… Там же несколько дублей было. А электричка настоящая, на огромной скорости, а я должен сидеть на насыпи. Но это страшно, потому что на таком небольшом расстоянии на бешеной скорости проносится мимо…