Когда Бородавина стали заталкивать в машину, он неожиданно затрепыхался и воззвал к старушкам:
— Люди, помогите! Похищают! Убивать везут без суда!.. Ради Родины старался, крови своей не жалел! Орденами награжден, почетными грамотами!.. Демократы сраные, донорам деньги не платят!.. Мне льготы положены!..
Из-за этого завершающая фаза отбытия была скомкана. В тесном салоне получилась куча мала, кол упал куда-то вниз, и если бы Бородавин пожелал покусать их, то, несомненно, достиг бы цели. Но Сила Игнатович, надо отдать ему должное, ни о чем таком не помышлял и продолжал надсаживать горло:
— Ну, где ваш кол, фашисты недобитые?! Вгоняйте, вгоняйте его в меня, глубже вгоняйте! Родину продали, подонки, предатели!
Трясущиеся руки Протопопова соединили проводки, мотор взревел, но сдвинуться с места не удалось: проклятый кол намертво заклинил педали.
— Смотрите, смотрите, как втаптывают в грязь человека! Я историю мог повернуть, я от Берия вас всех спас! Пролейте слезу, киньте цветочек под колеса этого катафалка! — уже откровенно юродствуя, закричал Бородавин.
Старушки закудахтали и боязливо приблизились к машине. Понемногу собралась толпа. Протопопов тянул кол обеими руками и твердил вполголоса:
— Что, бабки, собрались, шли бы отсюда. Не видите, машина сломалась?
А вдохновленный аудиторией Бородавин энергично перечислял свои заслуги:
— Награжден орденами Отечественной войны обеих степеней, Красного Знамени и Богдана Хмельницкого первой степени. Восемь медалей имею, почетные грамоты и ценные подарки. Мое партизанское имя школе присвоено. Сила Орлов — вот мое партизанское имя. Люди, будьте бди...
Верховский накрыл ему голову валявшейся на ящике шкурой и навалился сверху.
— В психушку везем! — тяжело дыша, сообщил он собравшимся. — Допился до белой горячки и вообразил себя героем.
От такой несправедливости Бородавин замычал и задрыгал ногами. Старушки укоризненно затрясли подбородками.
— Сделайте одолжение, захлопните дверцу, — попросил зрителей Гай Валентинович.
Просьбу исполнили. В следующее мгновение машина подпрыгнула и сорвалась с места. Верховского больно ударило о ящик, но он не выпустил вампира из рук. Владимир Сергеевич коротко глянул назад и, убедившись, что Бородавин опасности не представляет, поддал газу. Одной рукой он держал руль-штурвал, другой — добытый из-под педалей кол. Глаза его горели, одухотворенный борьбой лик был решителен и страшен.
Каляев не стал пересказывать Мусе разговор с Бунчуковым. Во-первых, ему не хотелось возвращаться к спору, происшедшему между ним и Борисом, и тем более обсуждать его с Кирбятьевой; а во-вторых, то, что все трое — Бунчуков, Портулак и Панургов — нашлись целехонькими, вновь всколыхнуло в нем мысль об издевательском розыгрыше. Нарочитые сомнения Бунчукова и сообщение Вадима о Причаликове скорее подтверждали розыгрыш, чем опровергали, — откуда взяться Причаликову, когда он давно в Израиле? По здравому размышлению выходило, что про Причаликова выдумал Портулак и, не исключено, при участии Бунчукова. Потом они поменялись местами, и пудрить мозги ему стал уже Бунчуков — вот как объяснил Каляев звонок Бориса.
Присутствие Зои подтверждало его догадку. «Да уж — министерство инопланетных сообщений! — подумал Каляев о Зое. — Как бы она заговорила, лопни Причаликов на ее глазах!» Несколько смущало Каляева упоминание о присутствии у Бунчукова Виташи, но вдруг до него дошло, что самого Виташи он не слышал, и, следователь но, его там могло не быть, и даже, скорее всего, не было. Виташа, по всей вероятности, был упомянут Портулаком для правдоподобия.
Таким образом, получалось, что Каляев остался в круглых дураках и винить за это ему следовало одного себя. Ведь Бунчуков, с которого все началось, дал ему шанс достойно выйти из ситуации, а он, вместо того чтобы этим шансом воспользоваться, высказал гипотезу о связи розовой пены с физиологией вампиров. Ничего себе, хорош дурак! Забыв, что он в комнате не один, Каляев издал подобие стона. Муся, которая терпеливо ждала изложения разговора с Бунчуковым, встрепенулась.
— Такие дела, — сказал Каляев. — Не могу, Муся, вспомнить, на чем нас прервал этот звонок.
— Мы говорили о гонорарах. — Кирбятьева поняла, что Каляев не расположен ничего рассказывать, и предпочла не торопить события.
— Гонорары... Черт знает, как они платят гонорары! И главное— за что...
— Приходится плясать под дудку издательств. Кто платит, тот и заказывает музыку. Я дала себе слово: зарабатываю на квартиру, и — баста! Начну писать для души, а там уж дело десятое — напечатают, не напечатают...