— Остановитесь, мальчики! — сказала она. — Вадюля, если ему не хочешь, то хотя бы мне покажи.
Вадим задрал подбородок.
— Чистая, — констатировала Зоя. — Хватит, ребята, как-то не смешно уже. Послушайте меня, не чужую вам женщину, — ведь я обречена любить вас обоих нежно и до гроба даже при том, что вы делаете из меня полную дуру. Какая разница, кто из вас вампир, если вы оба ведете себя одинаково по-человечески, то есть неумно?
— А может быть, Вадим, хрен-перец, тебя вампир не в шею, а в какое-нибудь другое место укусил? — спросил Панургов, разом сводя на нет миротворчество Зои. — Признайся сам, не раздевать же нам тебя! — Он прихватил бутерброд с блюда, которое внесла Кирбятьева. — Полюбуйся, Муся, на этого гуся, — сказал он в рифму. — Есть подозрение, что он вампир.
— Зачем же раздевать, я сам разденусь. Изучайте меня на здоровье, — сказал Портулак; следуя примеру Панургова, он тоже налил себе водки в бокал. — А потом делайте что хотите — лопайтесь, как пузыри, превращайтесь хоть в вампиров, хоть в оборотней. — Он выпил и, не закусывая, налил еще.
— Ты обижаешься, а это симптом. Значит, рациональное зерно в нашем предположении есть, — по инерции продолжил Каляев.
— Иногда для восстановления доверия не грех снять штаны перед близкими людьми, — сказал Панургов. — Твое здоровье, Вадим!
— А может быть, не надо снимать? — Виташа взглянул на Каляева. — То есть я хочу сказать, Дрюша, что надо прекратить этот разговор...
В следующее мгновение позвонили.
— Бунчуков, должно быть, — сказал Портулак в надежде, что появление Бориса разрядит обстановку. Но в комнату вошли Любимов и Людочка. Портулак посмотрел на Людочку сквозь бокал и выпил.
— Здравствуйте, Олег Мартынович, — елейным тоном сказал Панургов. — Какими злыми ветрами вас сюда занесло?
— Здрасьте, — бросил Любимов, опешивший от обилия людей в маленькой комнате.
Особенно неприятно его поразило присутствие Панургова. Олег Мартынович, сам будучи изрядным хамом, испытывал необъяснимую робость, когда нарывался на хама еще большего, каковым, бесспорно, был Панургов. Эдик, уловив однажды эту его слабость, в присутствии Любимова форменным образом распоясывался, и чем хуже он себя вел, тем безнадежнее терял дар речи обычно говорливый Олег Мартынович. Виделись они после ухода Панургова из «Прозы» редко: Любимов старательно избегал любых встреч. Когда же это не удавалось, для него наступало сущее мучение. Тем ужаснее было наткнуться на Панургова неожиданно и к тому же на его территории. Конечно, Любимов и предположить не мог, насколько территория кирбятьевской квартиры является для Панургова своей, но он заметил, что Эдик сидит, развалившись, за столом, уставленным бутылками, нарочито покачивает шлепанцем, надетым на большой палец босой ноги, и, вообще, выглядит по-хозяйски.
Цель визита в этот как-то сразу ставший негостеприимным дом окончательно потеряла для Олега Мартыновича четкие очертания, но бежать уже было поздно. Он огляделся в поисках места, куда приткнуться, но не нашел ничего подходящего и прислонился к дверям.
— Люда, — сказал Каляев, закуривая, — повтори то, что ты говорила Бунчукову по телефону.
— Где мой отец?— не обращая на него внимания, произнесла Людочка. — Олег Мартынович, здесь нет ни отца, ни Верховского!
— Разве я сторож Верховскому? — ответил Любимов библейской цитатой.
— Значит... значит, он их перекусал! —Людочка закрыла лицо руками. — Вадим! — вскрикнула она. — Вы это уже пережили... Вы... вы чувствуете себя человеком? Ну хотя бы чуть-чуть?
— Я разденусь, только уймите эту чокнутую, — сказал Портулак, и Людочка застыла с открытым ртом. — Мы все, Дрюша, пузырями станем, попомни мое слово! —
Он снял куртку и расстегнул пуговицу на рубашке.
— Остановись! — Виташа подскочил к Портулаку и схватил его за руки. — Здесь еще остались нормальные люди?
— Остались. Это я, — сказал Панургов, протягивая Каляеву налитую до краев рюмку. — И вот что я предлагаю: всем рассесться за круглым столом и спокойно обсудить ситуацию ab ovo. С яиц, говоря по-нашему, по-русски.
— Я за. — Виташа с готовностью поднял руку.
— И я. — Марксэн изящным движением перехватил каляевскую рюмку.
— И я не против, — сказал Каляев.
— Я тоже, — сказала Зоя.
— Голосуйте же, голосуйте, — с жаром прошептала Людочка на ухо Любимову, будто предстоящее обсуждение могло что-то изменить в судьбе Владимира Сергеевича, сгинувшего вместе с Верховским и Бородавиным. — Я за! — выкрикнула она.
— Мне, собственно, обещали новости о Викторе Васильевиче Игоряинове. — Любимов тронул Людочку за плечо. — Мы зря сюда приехали.