В кармане у Верушина-Счастьина пикнул пейджер. Он пробежал глазами возникшие строчки и сказал:
— Одну минуточку, Олег Мартынович, не соблаговолите ли вы уделить мне одну минуточку?! У вас проблемы с издательским портфелем, ведь так? А я могу предложить вам свой роман «Кастетом и лаской». Прямо из печки, я точку поставил сегодня утром, сам еще не знаю, что там понаписал. Гарантирую полную реализацию и отказываюсь от гонорара. Будем считать это благотворительной акцией. Одно-единственное мое условие— не менять ни строки. Но ответ следует дать немедленно.
— Как, не читая? И вы не затруднились перечитать, и я — не читая? — удивился Олег Мартынович.
— Не читая, — бестрепетно подтвердил Верушин-Счастьин. — У вас одна минута, та самая, на которую я вас задержал. Согласны?
— Ну, в общем... — заговорил Олег Мартынович, соображая, как бы поизящнее и не отказаться, и не согласиться.
— «Проза» дышит на ладан. Вам выживать надо? — спросил Верушин-Счастьин строго.
— Надо, — ответил Любимов.
— Вот и ведите себя соответственно. Следующий, пожалуйста, — сказал Верушин- Счастьин.
Пикнул пейджер, и через мгновение директор «Прозы» уже сидел в своем автомобиле. В одной его руке дымилась сигарета, а другая держала договор — от типового издательского он отличался отсутствием раздела «Порядок расчетов». Там, где обычно проставлялась сумма гонорара, почерком Любимова было вписано: «Передано автором в качестве благотворительного акта». Договор, как положено, удостоверяли печать и подписи сторон.
Ничего противоестественного в таком своем перемещении Олег Мартынович не увидел. Он сунул договор в бардачок, докурил и ударил по газам. Лишь отъехав порядочно, он вспомнил, что ничего не узнал об Игоряинове и вообще ничего не прояснил, но это не показалось ему существенным.
А в кирбятьевской квартире Верушин-Счастьин посмотрел на экранчик пейджера и повторил:
— Следующий, пожалуйста... Следующий — это вы, Гай Валентинович. Но-шпы у меня в карманах не завалялось, и было бы верхом бездушия заставлять вас ждать. Я не буду вам ничего предлагать, потому что все равно откажетесь. Да и не нужно вам ничего. Ведь так, если по большому счету?
— Так, — ответил Гай Валентинович.
— Тогда не будем тянуть резину...
И Верховский обнаружил себя дома перед пюпитром с райскими птицами. На листках бородавинской рукописи лежала Клотильда и лениво шевелила хвостом. Гай Валентинович не удивился происшедшему. Он провел пальцем по Клотильдиной полосатой спине и полез в ящик, в котором хранил лекарства.
— Теперь ты, Виташа, — сказал Верушин-Счастьин. — Тебе я тоже ничего не предлагаю и ни о чем тебя не спрашиваю. Потому что, если спросить, чего тебе надо, ты обязательно скажешь какую-нибудь ерунду. Например, попросишь мороженого, политого черничным вареньем. Так что, пока! Твое здоровье!
И Виташа прямиком попал в артистическую ложу Большого театра. На сцене рушилась мачта на попавшем в бурю пиратском корабле, сверкали молнии и волновалась бывшая морем синяя ткань, под которой, создавая волны, прыгали на корточках артисты кордебалета.
Мачта еще не упала, а Верушин-Счастьин уже распрощался с Марксэном Ляпуновым.
— Марксэн, отправляйся к себе, проспись, — сказал он без затей.
— Ы-ууумх, — ответил Марксэн и очутился на домашнем диване; ослабевшие руки выронили рюмку, она упала на пол и покатилась по дуге.
— Ваш черед, Владимир Сергеевич, — продолжил Верушин-Счастьин.
— Если можно, меня вместе с дочкой. — Владимир Сергеевич подхватил Людочку под руку.
— Ну, папа! — сказала Людочка, которой очень хотелось остаться.
— Вот выйдешь замуж, тогда и будешь свое мнение иметь. Так что я желаю, чтобы вместе с дочкой. — Владимир Сергеевич подбоченился.
Верушин-Счастьин посоветовался с пейджером и сказал:
— Не возражаю! Пусть это и будет вашим желанием. А кроме того, в честь сегодняшних событий ваше ночное дежурство отменяется, и вы награждаетесь отгулом. Надеюсь, отгул не пройдет зря, и вы порадуете мир изобретением какого-нибудь утюга на воздушной подушке.
Людочка попыталась вырвать локоть из отцовской руки, но лишь произвела чрезмерное возмущение воздуха. Сквозняк овеял безмятежного Мухина, и тот развернулся вокруг своей оси, как космонавт в невесомости. Но этого Владимир Сергеевич и Людочка не увидели, потому что уже стояли посреди деревянного мусора, оставшегося после вытесывания кола. С кухни по-домашнему благоухало рыбой по-польски, и оба ощутили страшный голод. Но в следующее мгновение Людочка вновь предстала перед Верушиным-Счастьиным.