Странно, но это не вызвало у Людочки протеста. Она вспомнила прочитанное в какой-то книжке, что существуют такие пары людей («перцепиент—реципиент» — всплыли в ее головке невероятные слова), которые подходят друг другу, как две половинки мудреным образом разрезанной шпионской открытки, и, соединившись, создают некое новое качество. «Через меня, — думала Людочка, — он воздействовал на Игоряинова, и тот оставил мыльную пену и ушел. Каляев сказал: Виктор Васильевич не вернется. Откуда он знает, если никто не знает? Не договорились же они...» Тут в одно мгновение мысли Людочки скакнули в сторону. Ей представилось, как она разоблачает Каляева, а он, сраженный ее догадливостью, раскрывает карты и предлагает дальше действовать вместе, и они выставляют на смех всех ее и его недоброжелателей. Например, эту старую дуру Веру Павловну с ее вечными бутерброда ми, которая жирными пальцами хватает важные договора, но при этом имеет наглость указывать что-то ей, доверенному лицу обоих руководителей. Хотя и Любимова тоже невредно было бы проучить — скажем, сделать так... сделать так... ну, хотя бы... хотя бы, чтобы у него подвело живот, когда будут какие-нибудь влиятельные американцы, от которых зависят холявные поездки за рубеж. Людочка вообразила картину, как Олег Мартынович хватается за живот, бросает недоумевающих иностранцев и бежит на полусогнутых ногах к туалету, — и рассмеялась вслух...
— Убираетесь? — услышала она, вздрогнула и увидела Любимова, который, судя по улыбке, уже пришел в нормальное расположение духа.
— Да вот... — неопределенно ответила Людочка, вытряхнула пепельницу и поставила на стол.
Любимов проворно обежал букву «Т», у окна задрал голову вверх, будто хотел увидеть край крыши, потом вернулся к двери, засунул руки в карманы брюк, качнулся на каблуках и уставился на лосиные рога — то есть произвел по своему обыкновению серию беспорядочных и необязательных движений. Наглядевшись на рога, он подбежал к дверному проему, обернулся к Людочке и сказал:
— И куда это Игоряинов запропастился?
Людочка, зная манеру Любимова задавать вслух вопросы, обращенные к самому себе, ничего не ответила. Она разбирала бумаги на столе Игоряинова; пена, присохшая к ним, отваливалась противными ломкими бляшками, не оставляя пятен.
— М-да, — поморщился Любимов. — Я вам, Люда, кого-нибудь из девочек на помощь пришлю. И дверь, черт, теперь чинить надо. Если Игоряинов появится или позвонит, вы меня позовите, пожалуйста. И вообще...
Но что «вообще», Олег Мартынович не договорил и убежал, размахивая руками.
Когда президентский кабинет был вычищен и ушли «девочки» — все та же Вера Павловна и бойкая старушка Марина Кузьминична из бухгалтерии, — Людочка заперлась, вынула из урны «Пиршество страсти» и изучила титульный лист и страницу с выходными данными, где фигурировала фамилия Каляева. Ничего особенного там не было, но Людочка, будто хотела увидеть что-то между строк, вертела книжку так и этак, пока у нее не зарябило в глазах. Спрятав «Пиршество страсти» в ящик, она не успокоилась и, стащив с полки тяжелый том Энциклопедического словаря, нашла там между словами «калимагнезия» и «калина» сведения об индонезийском острове Калимантан, омываемом морями Южно-Китайским, Сулу, Сулавеси, Яванским, а также проливами Макасарским и Каримата.
2
Выйдя из «Прозы», Каляев пересек трамвайную линию, перелез через невысокий заборчик и оказался на широкой аллее, огибающей пруд. Здесь купил чебурек и сжевал его всухомятку. Половина чебурека досталась уткам, которые обступили скамейку с Каляевым и нагло хватали его за брюки желтыми клювами, похожими на стоптанные подошвы. Съев чебурек, Каляев вытер руки синим с бордовой полоской платком, на котором затейливо переплетались желтые буквы «А» и «К», и поплелся к метро. Дела впереди не сулили ничего путного, но увильнуть от них было нельзя. Каляев думал с тоской, что раз уж день начался так бестолково, то и продолжится, конечно, ничуть не лучше. И это, как мы скоро увидим, была пророческая мысль.Прежде всего ему надо было забежать в «Эдем» и попытаться получить хотя бы часть денег за вышеупомянутые «Пиршество страсти» и «Поцелуй длиною в жизнь», а также остаток гонорара за вышедшую в прошлом году еще одну книжку — «Страсть на склонах Фудзиямы». Против устоявшегося мнения, платили за эти сочинения плохо. Хозяин «Эдема» по фамилии Андропкин издательским делом занимался как бы между прочим; основной его бизнес заключался в купле-продаже. Каляев бы и фамилию его не запомнил, если бы время от времени ему не попадались торгующие всякой всячиной киоски с вывеской «Андропкинъ». Всем же в «Эдеме» заправлял Гришка Конотопов, однокурсник Каляева и дальний родственник Андропкина, бывший, как он сам о себе говорил, спившимся интеллигентом во втором поколении.